Три кварка (из 2012-го в 1982-й)
Шрифт:
Участок стены почти идеальной круглой формы диаметром метра два явно выделялся и цветом, и фактурой поверхности. Нет, это был тот же самый кирпич, но… словно бы новый, только пришедший с завода. Кроме того, создавалось ощущение, что блоки на границе участка кто-то аккуратно разрезал, а потом склеил. Сдвинув их на два пальца по вертикали, да ещё таким образом, что самые верхние ряды стали существенно тоньше, а самые нижние выглядели почти полуторными. Плюс весь фрагмент слегка выдавался наружу. Совсем чуть-чуть, на сантиметр, не больше. Конечно, можно было предположить, что раньше здесь наличествовало окно, которое потом благополучно заложили-заделали. Однако никаких следов ремонта не обнаруживалось. Ни трещин, ни сколов, ни следов раствора по краю, только причудливо вылепленные кирпичи.
Именно
Решив обдумать это позднее, двинулся дальше. Высокие деревья, окружающие здание сзади и сбоку, частично закрывали обзор, но фасад сквозь кроны всё же просматривался. Стена как стена, несколько запылённая, немного обветрившаяся, шелушащаяся старой краской – ничего необычного. И, тем не менее, что-то было не так, и в итоге, ноги, словно бы сами собой, опять привели меня к странному кирпичному кругу.
* * *
«Опа! Вот так кунштюк, мать его за ногу!»
Ну да, стена в поле зрения присутствовала. Пыльная, ровная, одноцветная. А вот круг… его не было. Не было на стене круга! Только старая окрашенная в беж кирпичная кладка. И ваш покорный слуга перед ней. В ступоре. Стою дурак дураком, пытаюсь сообразить, в чём проблема.
Из состояния прострации меня вывел смутно знакомый голос:
– А скажи-ка, дорогой Андрей Николаевич, чего это ты пялишься на мои окна, как баран на ворота?
Я обернулся:
– Шура, мать твою через коромысло! Какими судьбами?!
– Какими-какими? Всё теми же. Я тут работаю, знаешь ли. Лабораторией потихоньку заведую, – знакомый широко улыбнулся и протянул руку.
Шурик, он же Александр Григорьевич Синицын – доктор физико-математических наук, лауреат Государственной премии, профессор, действительный член десятка научных обществ и автор неисчислимого множества статей-монографий – был моим старинным приятелем. Познакомились мы в 1982-м, когда поступали в один хитрый институт, расположенный в небольшом подмосковном городе. А потом три года учились в одной группе и жили в общежитии в соседних комнатах. На четвёртом курсе Шура перешёл на другой факультет, но связи с ним я не терял и, пока занимался наукой, регулярно консультировался у него по разным вопросам. Позже наши пути разошлись, и общались мы лишь на нечастых встречах выпускников. Последний раз это произошло пять лет назад, в институтском клубе.
– Слушай, ты же вроде строителем стал? – поинтересовался Шурик по окончании ритуала дружеских похлопываний по плечу. – Или опять, в науку решил вернуться?
– Да брось ты, какая наука? Забыл уже всё. А насчёт строительства ты угадал… Ломать сейчас будем твою закопырку, – указал я на здание за спиной.
– Да ты что?! – в притворном ужасе прикрыл лицо собеседник. – Ох, как не вовремя. Даже не представляю, куда мне теперь свои железяки девать?
– Куда, куда… Ваши здесь реконструкцию затевают, а мы, соответственно, исполнители. Точнее, подрядчики. Вот как-то так.
– Реконструкция, реновация, рекультивация… – досадливо пробурчал доктор наук. – Соседнюю лабораторию уже пятый год ремонтируют, а конца и края не видно. Все ноги переломаешь, пока до столовой дойдёшь, – он обречённо махнул рукой и вновь повернулся ко мне. – Ты, кстати, как? Никуда не торопишься? А то, если хочешь, зайдём, пообщаемся. Посмотришь, чем дышат сейчас российские нанотехнологи.
– Зайдём, Шура, конечно зайдём. Сто лет с тобой не общался…
* * *
Мы поднялись по лестнице на второй этаж, прошли по узкому коридору и очутились перед «той самой» комнатой. Друг приглашающее распахнул дверь
– Присаживайся, не стесняйся, – предложил вошедший следом Синицын. Добравшись до компьютерного стола, он склонился над монитором, подвигал мышкой и тихо пробормотал:
– Вот чёрт, опять Гена тест на «красном» режиме гонял. Ну, я ему устрою, злодею…
Заметив мой недоуменный взгляд, он нервно дёрнул плечом и коротко пояснил:
– Студенты тут подрабатывают-практикуются, даже на каникулы не уезжают.
Усевшись в потёртое кресло с колёсиками, я пододвинул его ближе к столу и задал Шуре простой и естественный вопрос (ага, как пройти в библиотеку?):
– Слушай, Александр Григорьевич, у вас тут на днях чертовщина какая-нибудь не случалась?
Шура удивлённо посмотрел на меня.
– Чертовщина? Хм? Ты знаешь, чертовщина у нас случается, когда финансирование открывают. Сначала деньги в размере икс, потом дельта икс, а в конце, вообще, «о» малое от икс. Где-то в процессе этот икс диссипирует, такие дела… А вообще, что это тебя на мистику потянуло?
– Да так. Вспомнилось кое-что.
– А-а, воспоминания. Ну, тогда может… чайку? Чтобы память, так сказать, освежить.
– Не скажу нет.
– Хорошая фраза, – засмеялся Шурик, включая чайник, – надо запомнить. Сам придумал?
– Нет, в фильме каком-то слыхал… Да, я же тебя спросить позабыл. Ты-то сам как? Чем сейчас занимаешься? Ты же раньше вроде как бы в ИТЭФ 7 обитал.
– Ну да, обитал и сейчас, по мере возможности, обитаю. Просто, понимаешь, Курчатник с ИТЭФ структуры родственные. Тему там мою открыть не смогли, пришлось сюда перекинуть. Напрямую через НИЦ 8 оказалось намного проще, – друг тяжело вздохнул. – Увы, сейчас надо всё к нанотехнологиям привязывать, иначе хрен денег получишь. Я, блин, четыре месяца переписывал эту заявочную тряхомудину, талмуд получился, мама не горюй. Если такой на голову упадёт, мало не покажется. Ты, Андрюх, даже не представляешь себе, какая там в этой заявке бредятина! А плановая цель так и вообще, полный абзац – что-то вроде продления жизни.
7
Институт Теоретической и Экспериментальной Физики.
8
Имеется в виду «Национальный Исследовательский Центр «Курчатовский Институт».
– И что, поверили в лабуду? – усомнился я.
– Хрен знает, поверили, не поверили. Тему открыли, остальное – без разницы.
– Понятненько. А, кстати, хочешь, я тебя сейчас удивлю?
– Чем?
– Насчёт портфеля твоего знаменитого.
– А что с ним такое? – насторожился собеседник…
* * *
Шурин знаменитый портфель был куплен в Канаде, в начале восьмидесятых, Григорием Григорьевичем Синицыным, крупным советским математиком, специалистом по конформным отображениям. Во время очередного симпозиума, в подарок сыну на день окончания школы.