Три легенды
Шрифт:
Вигор улыбнулся. Сухая кожа губ треснула, и ранки засочилась сукровицей.
– Открой окно, – попросил старик.
– Там буря.
– Открой.
Чес подчинился. В комнату ворвался свежий ветер. Вигор заерзал, поднял худую руку и сделал странное движение, словно попытался поймать ветер в ладонь. И только сейчас Чес заметил, что у мага вместо левой руки торчит из плеча лишь короткая культя, жалкий обрубок.
– Как хорошо, – сказал улыбающийся старик. Он закрыл глаза и долго лежал так, с поднятой рукой, в кулаке которой был
– Я не хочу больше жить, – тихо пробормотал маг. – Я, словно пес на могиле…
Он открыл глаза, удивленно уставился на Чеса, спросил:
– Кто вы? – Затем тело его напряглось, выгнулось дугой. В широко распахнувшихся глазах появилось понимание. Он еще крепче стиснул кулак и внезапно расслаблено опал на постель.
– Учитель, – коснулся костлявого плеча Чес. – Учитель! Вигор!
Маг не отвечал. Он смотрел застывшим, уже ничего не видящим взглядом в лицо своего ученика.
Разорвалось с грохотом небо, первые тяжелые капли рухнули в пыль, заколотили по крыше, по стенам. Сразу прекратился ветер, словно начавшийся дождь прибил его в земле. И только крохотная частица урагана билась в тесном кулаке мертвого мага.
6
Он не ощущал своего тела.
Это было так странно.
Не было мышц, сухожилий, костей. Не было кожи. Ничего не было. Только уютное тепло обволакивало его со всех сторон. Он, невесомый и бестелесный, купался в этом бархатистом тепле.
Было абсолютно темно. Потому что у него не было глаз.
Было совершенно тихо. Потому что он не мог слышать.
Он парил в вечности.
А потом пришло понимание времени. Смутное и неясное.
И тьма прояснилась. Стала сереть, теряя свой абсолют, и теперь она уже не могла называться тьмой.
Кружились в бледном тумане странные образы. Кругом плавали уродливые зародыши слов.
Родился звук. Стук. Пульсация. Биение. Трепыхание.
Сформировалось осознание Я.
Вернулось имя.
Кто-то звал его. Звал издалека. Звал по имени. Но в заклинании было еще много других странных слов, колючих, неприятных, опасных. Незнакомых.
Голос приближался. Он был повсюду.
Зов пробуждал.
Страх.
Нежелание.
Хотелось кричать, но даже этого он не умел.
Не смел.
Что-то сдавило его, затрясло.
Вернулась память.
Непонимание.
Но он подчинился голосу и стал пробуждаться…
Кирк открыл глаза.
И увидел грязные закопченные доски, потрескавшиеся, сплошь затянутые паутиной.
Он попытался сориентироваться в пространстве, осмыслить свое положение. И ему это удалось, хоть и не сразу и с большим трудом.
Он лежал на спине и смотрел в потолок.
Что-то шелестело вокруг, шептало негромко и сонно, и он долго не мог понять, что это всего-навсего дождь. А когда наконец догадался, то отчего-то обрадовался непонятно чему и улыбнулся.
Тело казалось
Кирк попробовал поднять правую руку и удивился тому, как легко она послушалась. Но при этом он совершенно ее не ощущал.
Сотни острых иголочек вонзились в подушечки пальцев, пробежались по предплечью, укололи плечо. Кровь заструилась по сосудам. Он слышал ее движение.
Кирк осторожно пошевелился. И тогда ожило все онемевшее тело. Мурашки холодной волной пробежали по спине, ноги свело судорогой. Легкая приятная боль вернула ему тело.
Он выждал, пока перед глазами перестанут мелькать черные хлопья, и кровь прекратит бить в барабанные перепонки. Перевернулся на бок.
Немного удивленно он разглядывал маленькую убогую комнату с кроватью у распахнутого окна и грубым столом, привалившемся к бревенчатой стене. Было темно, но и в полумраке он сумел рассмотреть, что на мятой постели кто-то лежит.
Капли дождя врывались в дом через узкое открытое окно и падали прямо на кровать, на постельное белье. На неподвижного человека. Спящего?
Кирк, подтянув руками онемевшие от застоявшейся крови ноги, неуклюже принял сидячее положение и, вывернув шею, глянул в другую сторону, себе за спину.
На полу совсем рядом с ним – и как только он не заметил раньше? – бесформенной грудой лежало тело его друга. Чес, бледный и неестественно худой, вытянулся на некрашеных подгнивших досках, разметав в стороны руки. И в правом кулаке он зажал черный холодный камень, оплетенный золотой вязью. Талисман…
Кирк вдруг во всех подробностях вспомнил свою последнюю схватку. И холод стали в пронзенной груди. И кувыркающийся в небе меч. И гаснущий мир.
Он вспомнил слова Хаунта о том, что Талисман может возвращать мертвых к жизни.
Он все понял.
Он опрокинулся на спину, подполз к другу, коснулся пальцами его тонкого запястья, нащупал пульс.
Чес был жив. Слабо билась под кожей синяя жилка.
Кирк облегченно вздохнул, взял в руки Талисман и, повинуясь какому-то безотчетному импульсу, поднес камень ко рту, обдал его своим дыханием.
И внезапно Талисман ожил. Яркий уголек засветился в глубине черного стекла, уютное бархатное тепло окутало ладони. Кирк вскрикнул от неожиданности и выронил камень.
Искра внутри Талисмана погасла.
Кирк не стал его поднимать. Впервые в своей жизни он по-настоящему испугался.
Кирк с трудом встал на ноги, оперся на стену, пережидая, пока пройдет дрожь в коленях. Осторожно подковылял к неуклюжей кровати, закрыл окно и склонился над человеком, лежащим на мокрой постели.
Даже темнота не могла скрыть уродство старости.
Кирк смотрел на тело и уже знал, что этот страшный однорукий человек мертв.
Прошла целая минута, прежде, чем он понял, что усохший старик и есть учитель Чеса. Тот самый маг, к которому они так торопились.