Три лица Януса
Шрифт:
На кладбище было пустынно. Две старушки в черных одеждах встретились ему по дороге.
Листья еще не начали опадать, но осень уже тронула их своим дыханием. Они потеряли часть изумрудных красок, зарделись горячим румянцем, а солнце, все еще горячее солнце наполняло их радостным светом, и деревья словно смеялись, забыв о неизбежном завтра; деревья смеялись, они не знали, что это неуместно здесь, на кладбище, куда попали они волею человека, чтобы создавать ему иллюзию умиротворенности и покоя, помогать предаваться
Человек свернул на боковую дорожку. Он медленно шел мимо мраморных надгробий и, когда увидел хорошо одетого мужчину в шляпе, сидевшего на скамейке со склоненной на грудь головой, не изменяя ритма движения, прошел мимо.
Шагов через пятьдесят он остановился, повернулся, внимательно посмотрел по сторонам и пошел обратно. Когда садился на скамейку, мужчина в шляпе не шевельнулся.
– Красивая осень в этом году!
– громко сказал человек в плаще, глядя в сторону.
Мужчина в шляпе не ответил.
– Оранжевая осень, правда?
– продолжил человек в плаще и повернулся к соседу.
Тот не ответил.
– Оранжевая осень, правда?
– повторил человек в плаще и тронул соседа за рукав.
Мужчина в шляпе склонился в сторону. Человек в плаще вскочил на ноги. Его сосед медленно, неестественно медленно упал рядом со скамейкой, раскинув в стороны руки. Шляпа покатилась по дорожке и застыла на обочине полями кверху.
Широко раскрытые глаза трупа удивленно смотрели в синее небо Швейцарии.
С дерева оторвался первый лист и, вспыхнув янтарным светом на солнце, кружась, опустился на черный мрамор.
Начальник третьего отдела абвера не любил солнца. Окна его кабинета выходили во внутренний двор здания и большую часть суток были закрыты шторами.
И сейчас в комнате царил полумрак. Свет небольшой лампы с зеленым абажуром освещал блестящую поверхность дубового стола и, отражаясь, падал на лицо шефа, делая его неестественно бледным.
На столе ничего не было, кроме нескольких листков с отпечатанным на машинке текстом и скромного чернильного прибора.
Шеф собрал листки, поднес к глазам и близоруко сощурился.
На панели вспыхнула синяя лампа. Шеф бросил листки и протянул руку к кнопке. Почти одновременно отворилась дверь. Вошел человек в таком же темном костюме, какой был на сидящем за столом.
– Есть новости, Шмидт?
– Да, экселенс. Комба подтвердил сообщение о ликвидации Зероу.
– Давайте сюда. Дело принесли?
Шмидт подошел к столу, подал листок бумаги, потом развязал тесемки объемистой папки в черном переплете.
Внутри лежала другая папка, несколько иной формы. На переплете было написано: "Агент № Е-117 - Зероу". Он раскрыл ее и подал шефу.
Тот перевернул страницу.
– "Иоахим-Мария-Генрих фон Штакельберг", - прочитал вслух шеф.
–
– Так точно, экселенс. Он работает, простите, работал с 1915 года. Находка полковника Николаи. Помните, знаменитое дело на русском фронте в 1916 году?
Шеф перелистывал страницы:
– Россия, Бразилия, Штаты, Испания, Франция, Швейцария... И везде был натурализован?
– Он знал пять языков, как свой родной. Это был разведчик высшего класса, экселенс.
– И все же...
– Шеф выпрямился в кресле.
– Пути господни неисповедимы, экселенс.
– Не сваливайте на бога, Шмидт. Нам оторвут головы, если мы не раскопаем этого дела. Вернее, оторвут мне, а уж о вашей голове позабочусь я сам. Гораздо раньше, гораздо раньше, Шмидт! Ваши соображения?
– Русские или англичане.
– "Или" в устах разведчика? Стареете, Шмидт... А почему не янки?
– Очень уж аккуратно сделано. Я бы сказал, элегантно. Американцы работают грубее.
– Недооцениваете противника, оберст.
– Я десять лет работал с ними, экселенс, - обиженно произнес Шмидт.
– Ладно, ладно. Поручите расследование Комбе.
– Уже сделано, экселенс.
– Важно знать, почему произошел провал. Вы помните, к чему готовили Зероу?
– Разумеется.
– Значит, вам понятно, почему мы должны знать причины его провала. Кто-то докопался до этой идеи. И наверное, знал, что Зероу мы перебрасываем в Кенигсберг.
Он снова раскрыл папку, с минуту смотрел на большую фотографию, наклеенную на первой странице, потом написал несколько слов на листе бумаги, положил сверху на фотографию, захлопнул папку и протянул ее Шмидту. Встал из-за стола, мягко потянулся, медленно подошел к окну и поднял штору.
За окном умирал день. Последние лучи опустившегося солнца проникли во двор и зажгли пожелтевшую листву каштанов.
Сощурившись от непривычного света, шеф посмотрел на верхушки деревьев, сказал, не поворачиваясь:
– Кажется, уже осень?
– Так точно, осень, экселенс, - ответил Шмидт.
Второй день над городом висели низкие тучи, и самолет долго скользил вниз, выходя на посадку, пока вдруг не показалась в чахлых перелесках земля. Последние обрывки облаков рванулись вверх, исчезли, и майор Климов облегченно вздохнул.
Климов думал, что его встретят, но машины не было. Подошла "санитарка", забрала восьмерых раненых. Четверо летчиков, прибывших пассажирами, подхватили свои вещички и, весело переговариваясь, направились к низкому строению аэродромного штаба. Майор достал было папироску, потом вспомнил, что курить здесь нельзя, и положил ее обратно в портсигар. Забросил на плечи рюкзак и хотел идти вслед за парнями, чтобы позвонить в управление, и тут он услышал шум мотора, обернулся.