Три лилии Бурбонов
Шрифт:
В течение всей своей жизни Филипп IV собрал впечатляющую библиотеку и папский нунций (посол) описывал его как человека, который после обеда уходил на два часа, чтобы почитать. Помимо книг, он коллекционировал музыкальные инструменты и любил дирижировать своими собственными музыкальными произведениями. Обученный монахом Хуаном Батистой Майно, король также стал неплохим художником-любителем, а его обширная коллекция картин стала основой музея Прадо в Мадриде. Он ценил и любил хорошую литературу, а также страстно обожал театр и сам сочинял пьесы.
В начале своего царствования Филипп пожелал сам входить во все дела и единолично править государством. Однако истинное положение дел, с которым пришлось столкнуться
– Я обнаружил, что финансы были… истощены… на несколько лет вперёд.
Бесчисленные очевидцы описывали крайнюю нищету населения Испании, за исключением тех, кто распоряжался государственными доходами и их прихлебателей. В то же время в столице царили праздность и притворство. Наглые идальго (мелкие дворяне) в бархатных камзолах и без оных под видом солдат с важным видом расхаживали по мадридским улицам, бряцая шпагой и выискивая себе лёгкую добычу, вместо того, чтобы зарабатывать себе на жизнь добросовестной службой. К ним присоединялись поэты и продажные куплетисты, игроки, мошенники, карманники, и лжестуденты, которые так же, как и толпы монахов, существовали за счёт милостыни и обмана. Не говоря уже о чрезмерно нарумяненных и разодетых дамах, намеренно подражавших во внешности и манерах проституткам.
Нет никаких сомнений в том, что и Филипп IV и Оливарес искренне желали искоренить все эти злоупотребления. Но королю быстро всё наскучило, потому что он был человеком слабовольным. Супруг Изабеллы продолжал с достоинством играть роль государя, но принимать решения предоставил другим. Недаром его называли «король для церемониала».
Невзирая на отчаянные попытки вести строгую экономию государственных средств, Филипп частенько поддавался своей склонности к праздным удовольствиям. Бои быков, схватки между дикими зверями, конные парады, турниры, маскарады, балы, комедии и банкеты чередовались с религиозными процессиями и церковными церемониями, доставляя молодому королю и королеве одинаковое удовольствие. Каждое воскресенье и четверг, за исключением разгара лета, во дворце проходили театральные представления с приглашёнными актёрами и актрисами, главной покровительницей которых номинально была Изабелла. Представление о вкусах того времени дают названия трёх комедий драматурга Педро Вальдеса, оплаченные королевой по 300 реалов за каждую: «Отвергнутая возлюбленная», «Ревность кобылы» и «Потеря Испании». Общее же количество новых драм, представленных в покоях Изабеллы зимой 1622 - 1623 годов, составило сорок три.
А одно из самых помпезных торжеств в начале правления Филиппа IV было посвящено канонизации трёх популярных испанских святых (Исидора Земледельца, Терезы Авильской и Игнатия Лойолы, основателя ордена Иезуитов). Этот праздник сопровождался боями быков и сожжениями еретиков (аутодафе), особенно привлекавшими толпу.
Кроме того, король возродил при дворе древнюю испанскую забаву: Цветочные игры или поэтические состязания. Не говоря уже о конном параде, данном Филиппом IV и его младшим братом 26 февраля 1623 года.
– Весь двор с нетерпением ждал того дня, когда Его Величество и инфант дон Карлос устроят обещанный праздник, - восторженно писали хронисты.
– Он состоялся в Вербное воскресенье, с великолепным маскарадом, отличающимся не только своей красотой, изобретательностью и дорогими одеждами, но также и присутствием высокопоставленных вельмож и дворян, которые принимали в нём участие…. Были проложены четыре огороженных дорожки; главная перед дворцом, а другие перед монастырём босоногих кармелиток (Дескальсас Реалес) на Пласа
– Если бы я описывал драгоценные камни, золото, богатые платья и выставленное напоказ богатство, эта работа была бы долгой, - заключил очевидец.
Стоимость этого мероприятия составила более 200 000 дукатов.
Таким образом, праздность испортила все хорошие качества короля и сделала его рабом фаворита и своих страстей.
Через десять дней после конного парада произошло событие, которое не только взбудоражило Испанию и всю Европу, но и стало поводом для демонстрации Филиппом IV ещё большего великолепия, затмившего все предыдущие торжества.
Между пятью и шестью часами вечера 7 марта 1623 года, когда начало смеркаться, двое молодых англичан, в пыльной одежде и без сопровождения, въехали верхом на шумные немощёные улицы Мадрида. Спросив дорогу к резиденции английского посла Джона Дигби, графа Бристольского, они направились к «дому семи труб», расположенному на уединённой улочке неподалеку от Калле де Алькала. Когда они прибыли туда, им сказали, что посол занят и его нельзя беспокоить. Старший из посетителей продолжал настаивать и велел передать, что привёз важное письмо от сэра Фрэнсиса Коттингтона, ехавшего из Англии в Испанию, карета которого сломалась по дороге в дне пути отсюда. Наконец, его впустили, и незнакомец в плаще и с растрёпанными волосами, взвалив на плечо небольшой саквояж, составлявший единственный багаж путешественников, ввалился в кабинет посла, в то время как его младший спутник остался в тени стены через дорогу охранять лошадей.
Лорд Бристоль уже в течение двенадцати лет был занят трудными переговорами с испанцами о браке инфанты Марии Анны с Карлом, принцем Уэльским, старшим сыном короля Англии. Якову I очень нужны были наличные деньги в виде приданого инфанты и гарантии того, что император, кузен Филиппа IV, вернёт захваченный Пфальц его зятю, курфюрсту Фридриху.
Вот как нелестно характеризует английского короля писатель Мартин Хьюм:
– Яков I был хитрым дураком, которого переигрывали в дипломатии, он же льстил себя мыслью, что всех победит в двуличии. Он так часто называл себя то католиком, то протестантом, что ему просто перестали верить…
Когда Филиппу III и Лерме было необходимо отвлечь Англию от коалиции с Францией, они притворялись, что прислушиваются к заигрываниям английского короля, которые ранее отвергали с презрением. При этом они не теряли надежды на возвращение Англии в лоно Церкви. В свой черёд, Гондомар, испанский посол в Лондоне, вёл двойную игру, в течение многих лет поддерживая уверенность как в своём собственном правительство, так и в короле Якове, что другая сторона, в конечном счёте, пойдёт на уступки. Вдобавок, чтобы удержать английского монарха от окончательного разрыва с Испанией, интрига в течение последних лет была перенесена в Рим, где шли бесконечные обсуждения: должен ли папа давать разрешение на брак католички с протестантом.