Три любви Маши Передреевой

Щербакова Галина Николаевна

– Тут эти москвички, – сказала она, – я сама читала в газете, так они промышляют с приезжими. Заработки у них! Не поверите, по сто рублей берут… В наше время!

– Повии… Завжды булы. Цэ нэ люды… – ответила София и легла и отвернулась к стене.

«Почему это не люди? – подумала Маша. – Все люди – люди. А манекенщицы ходят по сцене в купальниках – кто они? С точки зрения Софии? Тоже ведь разврат». Маша разозлилась на себя. Нашла с кем говорить, дура! Что может

понимать в сегодняшней жизни женщина, которой уже «трыдцять сим». Пушкина в ее возрасте уже убили, Маша Пушкина жалела. Что ни говори, мужчина страшненький, к тому же небогатый, взял в жены красавицу. Берешь – отвечай. Стихи, конечно, это хорошо, но если совсем по-честному – не работа. Жалко, он человек был по-своему хороший, добрый, но безответственный. Лишний человек, одним словом. Лишних отстреливают. Так думала Маша, гордилась своими, не вычитанными, мыслями, но особо не высказывалась. Вообще никто никому своих главных мыслей не говорит. Это ж не значит, что их нет? И у этой Софии, что лежала на кровати лицом к стене, тоже была какая-то главная мысль, с которой она бегала в церковь. Может, она проклинала Советскую власть, которая довела ее сына до войны и смерти? Скажешь эту мысль вслух? Фиг вам! А думать можно. Отвернись и думай. Вот и Маша будет думать свою мысль. Она к Советской власти отношения не имеет. Ей, Маше, эта власть нравится. При капитализме она вполне могла быть какой-нибудь служанкой, а сейчас другое дело… Все дороги открыты. Выяснить бы только, правду ли пишут в газетах? Времени почти не оставалось, надо было торопиться.

Этого майора Маша давно приметила. Приметила, потому что приметила, как он на нее глаз положил уже на первом их сборе. Толкотня, слезы, обнимания, а этот никогда не воевалый майор – весь такой рыжеватый, крепкий, глаза стальные, с искоркой, росточек небольшой, но пропорциональный мужчина, – так вот этот не воевалый майор глазами ее всю обежал сверху донизу и обратно. И снова – уже по окружности. Маша презрительно так хмыкнула: ну товарищ начальник! Потом каждый раз, где бы они ни были, он ее глазом зацепит и держит, как кошка цыплю. Надо сказать, что Маша этому обрадовалась. Конечно, мероприятие, на которое она приехала, в целом грустное, но нельзя же на этом зацикливаться? Ей важно знать, что она в полном порядке и мужчина может так на нее смотреть. Майор пялится на нее без всякого ее понуждения. Это хорошо? Хорошо!

Уже накануне отъезда повезли их на Красную площадь и могилу Неизвестного солдата. Вот тут Маша ахнула – красота какая! Куда там картинкам. Раззявила рот, а майор как учуял, возьми и подгреби. И стал ей показывать, где что.

–

А это Манеж… Там картины выставляют. Художника Глазунова знаете? Очередь стояла петлей…

– Музей Ленина… Кирпичная кладка…

– А напротив – университет. Основная его часть теперь на Ленинских горах… Здесь остатки…

– «Интурист» видите? Высшего разряда гостиница…

– А нас поместили черти где, – обиженно сказала Маша. – Москвы не видели…

– Валюта, – ответил майор. – Она выше денег. Государственный смысл…

Тут как раз на валюте и смысле Маша и потеряла бдительность. Две силы сомкнулись в ней – сила ошеломившей ее окружающей красоты и та тайная сила, что огнем в ней горела. Красота парализовала, а тайная сила цеплялась за майора. В конце концов! А вдруг?

Водит же он Машу под ручку туда-сюда, туда-сюда, а от группы все-таки подальше. Рука у него горячая-горячая, запалить может… Значит?..

Смотрит, а он ее уже в рафик заталкивает. Пустой, естественно. Пыльный внутри, и грязный, как на уборке урожая.

Поддаваясь, Маша успела сказать, что даром в жизни ничего не дается, она – не дура, знает, читала, но майор или не понял, или не слышал, или к сведению не принял. Он ей бормотал о преимуществе быть мертвым – ничего не знаешь. Маша подумала: это он про что, о ком? Сообразила уже потом – о Витьке. Майор все-таки немножко стеснялся убитого солдата, но и не до такой уж степени!

Из рафика он выскочил пулей, даже не посмотрев на Машу. И как сквозь землю провалился!

Ее просто затопила ненависть. Так? – думала она. Значит, так? Если она приезжая, так с ней можно так? Ну уж нет! Да она может из этого майора сделать мокрое место в два счета.

Вот пойдет сейчас в ЦК и расскажет: так, мол, и так. За здорово живешь! Но знала – идти некуда. Сама дура – росомаха. Нет у нее опыта, а надо иметь. И ум надо включать, она ведь серьезных результатов хочет, а не так просто. Так просто она их всех в гробу видела.

…Потом, когда Маша вышла из рафика, она заметила, что времени прошло всего ничего – один светофор. Во всяком случае, красивая, неизвестная ей золотистая машина, ехавшая в потоке машин, скрыться с глаз еще не успела…

Садилось солнце, Маша вытерла подолом комбинации разгоряченное лицо. Черт с вами со всеми, смотрите, как я это делаю. Паразиты, сволочи, гады…

Сделав глубокий вдох, она пошла куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону «Интуриста».

Потом, думала она, когда я буду богатая, очень богатая, я их всех удушу. Всех! По одному…