Три любви
Шрифт:
– У нее действительно болезненный вид, – согласилась Люси, – но она наверняка прекрасно готовит.
Люси была потрясена превосходным меню мисс О’Риган. Эдвард кивнул, потом задумчиво заметил:
– У нее слабый позвоночник. Она дважды бывала в Лурде. – Он с важным видом умолк. – Чуда не произошло, но думаю, была какая-то польза.
– Тебе следует снова послать ее туда, Эдвард, – сказала Анна, глядя в окно. – В третий раз может повезти.
– Полагаю, вряд ли дело в везенье, – вздохнул Эдвард. – Если происходит исцеление, то это чудо.
– Именно это я и имела в виду, –
Эдвард нахмурил брови, но тут прозвучал гонг, в который ударила, без сомнения, Эйлин, ибо сил мисс О’Риган не хватило бы на то, чтобы извлечь столь оглушительный звук.
– Что ж, – моментально передумав отвечать Анне, сказал отец Мур, – пойдемте вниз.
Он галантно взял Люси под руку и повел гостей в столовую, где сиял безукоризненной скатертью камчатного полотна стол, накрытый на четверых. Эдвард испросил благословения перед трапезой. Все расселись по местам, и немедленно было подано угощение.
– Немного хереса? – предложил Эдвард, вынимая пробку из графина.
Анна беспечно пододвинула свой бокал и дождалась, когда он наполнится до краев.
– До половины, Эдвард, – запротестовала Люси.
Она всегда робела перед ним, чувствуя себя очень юной. К тому же она подумала, что мисс О’Риган не одобрит невоздержанности с ее стороны. Но Эдвард вежливо настаивал.
Люси осторожно отпила из бокала, и херес, переливаясь насыщенным янтарным цветом, приятно обжег ей язык. Камбала тоже была восхитительна и буквально таяла во рту. Ее подали с пикантным розовым соусом.
– Анчоусы, – с полным ртом пояснил отец Мур. – И не из бочки.
– Вкусно, – сказала Люси.
Она с удовлетворением отметила, что Питер ведет себя хорошо. Его угостили умеренно газированным желтым лимонадом. Накрахмаленная белая салфетка топорщилась вокруг его шеи, как стихарь.
«Правда, – подумала она, – Эдвард – сама доброта».
Он действительно был идеальным хозяином. Радушный, словоохотливый, сам любящий поесть и всегда готовый услужить гостям, он сдержанно, как подобает священнослужителю, жестикулировал, разводил холеными руками, смакуя вино и наслаждаясь едой, но не забывая мягко критиковать стряпню. Его обходительность подкреплялась утонченно-красноречивыми движениями тяжелых крупных век.
Несмотря на все это, Люси заметила, что его взгляд время от времени с затаенным любопытством останавливается на Анне.
– Я обдумывал, Анна, – через некоторое время сказал отец Мур с ненавязчивым намеком, – то маленькое замечание, которое ты сделала. Надеюсь, в нем не было насмешки. Наверное, в молодости мы все немного своенравны. Но я уверен, ты не хотела показаться непочтительной.
Его тон был безукоризненным, благожелательным, слегка лукавым.
– Ты имеешь в виду, – бесхитростно спросила она, – тот разговор о позвоночнике мисс О’Риган, Эдвард?
– Нет, Анна. Я говорю в целом о чудотворстве. Я знаю, что в наши дни, когда делаются попытки объяснить происхождение Вселенной научными теориями, иногда бывает трудно поверить в первостепенные основы нашей религии. Что ж, у нас есть надежное подспорье в Лурде. Эти святые источники, – он поднял руку, – они чистые и целительные.
– Я
– Чудо, Анна, – довольно чопорно возразил Эдвард, – подразумевает нечто большее, чем просто исцеление от метеоризма.
– Но если бы Полли излечилась от газов, это наверняка было бы чудом. Ведь никто никогда не рассказывал о происходящих там феноменальных случаях выздоровления. Скажем, если бы одноногий вошел в грот и вдруг вышел из него на двух ногах, меня бы это несомненно потрясло.
Безусловно, в ее тоне слышалось извинение, без малейшего намека на насмешку, однако Эдвард покраснел, сразу замкнувшись в себе. К счастью, наступила своевременная пауза, когда принесли птиц, которые оказались тетеревами, поданными на гренках.
– В начале сентября тетерева хороши как никогда! – сказал отец Мур, радуясь возможности сменить тему.
К этому блюду предложили вино «Поммар», подогретое до комнатной температуры. Люси проявила твердость – у нее горели щеки – и согласилась лишь на половину бокала, но Анна не стала отказываться. Деликатно потягивая вино, Эдвард на время оставил теологию и стал рассказывать об искусстве сервировки вин, о том, как вредно внезапное изменение температуры благородного напитка. В Вальядолиде – Эдварду приятно было вспоминать проведенные в Испании дни – он кое-что узнал о марочных винах и способах их приготовления. Он говорил о винограде, вспоминая, как отдыхал в винограднике колледжа, сидя под какой-нибудь лозой, с которой свисали сладкие гроздья. Стоило протянуть руку, и можно было сорвать кисть винограда и отведать сочную мякоть. Сладкий мелкий сорт, напоминающий белую смородину. Изумительно!
Люси внимательно слушала, но в глубине души ее волновала странная настороженность Эдварда по отношению к ее кузине. Что за этим скрывается? Подобные мысли портили удовольствие от теплой встречи.
Когда гости воздали должное бисквитному торту, обильно украшенному вишнями и взбитыми сливками, в комнату поднялась мисс О’Риган, чтобы выслушать суждение о своих трудах. Она с обычным смиренным видом встала у двери, а Эдвард, очень довольный собой, откинулся на спинку стула, вертя в руках бокал и чуть заметно улыбаясь. На его благожелательное лицо падал мягкий свет из окна.
– Превосходно, – сказал он, – в самом деле превосходно.
Бесцветная улыбка мелькнула на лице экономки, и она заявила:
– Единственное, что меня смущало, – это дичь. Полагаю, надо было ее еще немного выдержать. Люблю, когда тетерев хорошо подвялен. – Она чуть покраснела, опустила глаза и выдохнула: – Да, ваше преподобие, надо будет снова поговорить с торговцем дичью.
В ее тоне не было робости, лишь величайшее смирение, словно, сокрушаясь по поводу своей немощности, она страстно желала обрести силу, которая позволила бы ей устремиться на торфяники и подстрелить для отца Мура пару тетеревов. «Все для Эдварда» – таков был девиз ее жизни, ибо она любила Эдварда. Но любила не физической, а возвышенной любовью и в духовном смысле была его возлюбленной.