Три метра над небом: Я хочу тебя
Шрифт:
— Без проблем. Сделаю тебе ксерокс.
— И многие пользуются таким способом?
Возвращается официант.
— Пожалуйста. «АСЕ» для синьорины, а для вас — белая пицца и кока-кола.
Официант ставит заказ на стол, кладет под псевдосеребряную тарелочку счет и удаляется.
— Нет, не думаю. Во всяком случае, я надеюсь…
И мы продолжаем болтать, понемногу открываясь друг другу.
— Ты что, правда никогда не уезжала из Европы?
— Нет. Я была в Греции, Англии, Франции, один раз с двумя подругами даже в Германию ездила на Октоберфест.
— Я тоже там был.
— Когда?
— В 2002
— И я тоже.
— Ни фига себе.
— Да, но самое невероятное заключается в том, что одна из моих подруг — непьющая. Ты не представляешь, что с ней случилось. Она взяла литр пива, знаешь, такие огромные кружки, которые моют в большущих баках, залпом выпила половину и после этого полчаса плясала на столе какую-то тарантеллу, а потом стала выкрикивать: «фонтан, фонтан…» и свалилась на пол, ужас!
Я смотрю на Джин. Она пьет «АСЕ». Я тоже знаю девушку, которая танцевала на столе в ресторане, где мы ужинали. Но она не танцевала на столе во время Октоберфеста… Я вспоминаю Баби — когда я сказал ей, что уезжаю с Полло, Скелло и еще парой друзей на другой машине в Мюнхен, она разозлилась как сумасшедшая. «То есть ты едешь в Мюнхен. А я?» — «Ты — нет… Мы едем мужской компанией». — «Ах так? Хотелось бы верить». А потом оказалось, что этот придурок Манетта из другой машины поехал с подругой. И когда мы вернулись, были долгие разборки с Баби, потому что, конечно, как всегда, рано или поздно, все становится известно.
— О чем ты думаешь?
Я вру:
— О той твоей подруге, которая танцевала на столе. Вам надо было ее заснять. Потом бы вы посмеялись.
— Да, мы как сумасшедшие хохотали тогда, а потом — это не так! Потом, потом… сейчас!
И она, многозначительно глядя на меня, делает очередной глоток «АСЕ». Ой-ой-ой, что же она хочет сказать? Что дело пошло не так? В общем, оно пошло. Джин хочет «сейчас». Но не сию минуту, нет, еще рано. Может, завтра? Да, завтра, не сейчас, позже…
— О чем ты думаешь? Все еще о моей подруге, что танцевала на столе? Не верю. Я вижу, ты вспомнил какую-то другую подругу, с которой познакомился на Октоберфесте и теперь вспоминаешь ваши похождения.
— Плохо видишь.
— Очень хорошо. У меня идеальное зрение.
— Нет, ты плохо знаешь нашу компанию. Ты принимаешь нас неизвестно за кого. Мы люди серьезные, спокойные, не буйные. Конечно, мы любим повеселиться, мы не привыкли в ресторанах лезть из кожи вон, чтобы соблюсти хорошие манеры. «Это делать нельзя, это тоже…» Плевать нам на это занудство.
Я оборачиваюсь, мне повезло. Только что за столик села пара. С ними английский сеттер, они модно одеты, и, что совершенно абсурдно, у обоих подмышкой одинаковая газета «II manifesto». К ним подходит официант, и они что-то заказывают.
— Вот смотри на этих двоих. Они не разговаривают друг с другом.
И правда, они делают заказ раздельно, не советуясь, не спрашивая друг друга, что он или она возьмет. Они рассеянны, не обращают внимания друг на друга, как бы просто дрейфуют рядом.
— Смотри, официант уходит, а они принялись читать, причем у обоих «Il manifesto», ну и ну… Не то чтобы я имел что-то против этой газеты… Точнее, я имею, но это здесь не при чем. —
Официант быстро возвращается — они оба взяли только по чашке кофе.
— А сейчас мужчина заплатит — только потому, что так положено.
Мужчина встает со стула, переносит вес тела на правую ногу — портмоне у него в левом кармане — засовывает руку в карман и расплачивается. Женщина продолжает пить кофе, даже не взглянув на него. У них рассеянный и скучающий вид. Интересно, как бы здесь восприняли моих друзей? Блин! Они устраивают дебоши, блюют, дерутся, не платят или громко орут, требуя один евро с каждого посетителя, но в любом случае, они живут, а не прозябают, черт побери.
Джин улыбается.
— Да, да, ты прав, по крайней мере, сейчас.
Все, хватит, с меня достаточно. Во всяком случае, на данный момент.
— Да расслабься ты, Стэп, тем более что сейчас тебя ждет важное дело.
— Не понял.
— Тебе надо решить проблему с этим господином.
Я оборачиваюсь, за мной стоит улыбающийся официант.
— Позвольте.
Я не успел ответить, как он наклоняется и берет счет из-под псевдосеребряной тарелочки. Он подошел совсем тихо, я даже не слышал. Странно, мне это несвойственно. Вот до чего расслабился с этой Джин. Это хорошо или плохо?
— Одиннадцать евро, синьор.
Я встаю точно в такую же позу, как хмурый тип из той апатичной пары: вынимаю портмоне из кармана и открываю. И улыбаюсь.
— Так даже лучше.
— Что такое?
— Что мы не похожи на этих унылых зануд.
— Не поняла, — Джин смотрит на меня удивленно. — Объясни нормально!
— Все очень просто. Заплатить придется тебе, у меня нет денег.
— Я бы предпочла без экстрима. То есть, я бы согласилась, чтобы мы оказались похожими на этих двоих. То есть, чтобы заплатил ты.
Джин, такая элегантная и красивая, безупречно одетая и накрашенная, строит мне рожицу. Не сильно смешную. И улыбается официанту, как бы извиняясь за ожидание. Она открывает сумочку. Достает кошелек, открывает его, и улыбка сходит с ее лица.
— Мы совсем не похожи на этих двоих. У меня тоже нет денег, — и добавляет, глядя на официанта: — Да, я переоделась, потому что иду на ужин с родителями и дядей, и, поскольку мне там платить не придется, о деньгах я не подумала.
— Плохо.
Официант меняет тон, выражение лица тоже меняется. Вся его любезность бесследно исчезает. Возможно, ему, взрослому человеку, кажется, что молодые просто смеются над ним.
— Мне это совсем неинтересно.
Я беру ситуацию в свои руки.
— Слушайте, я провожу девушку к машине, сниму деньги в банкомате и вернусь заплатить.
— Да, сейчас… меня зовут Джо Кондор! Вы думаете, я такой дурак? Давайте деньги или я позову полицию.
Я улыбаюсь Джин.
— Извини.
Встаю и беру официанта под руку: сначала мягко, потом сжимаю так, что он начинает возмущаться:
— Что ты хочешь, прекрати.
Сжимаю сильнее и отвожу его в сторону.
— Хорошо, шеф. Мы неправы, но не надо нам читать нравоучения. Мы не собираемся воровать у вас одиннадцать евро. Ясно?