Три метра над небом
Шрифт:
С каждой страницей фотографии все больше похожи на сидящий рядом с ним оригинал. Стэп, заинтересованный рассказами, прихлебывает пиво. И вдруг Баби, зная, что дальше, пропускает страницу.
Стэп, увлекшись всеми этими маленькими Баби, тем не менее оказывается быстрее нее.
– Дай посмотреть!
В шутку борются, в основном для того, чтобы пообниматься, оказаться ближе друг к другу. Стэп, одержав победу, разражается смехом. Со страницы улыбается Баби с косыми глазами и перекошенным лицом. Это фото ей никогда не нравилось.
– Хм, а тут ты больше похожа на себя.
Она, притворившись обиженной,
Баби моет чашку и вкидывает банки в ведро под мойкой, прикрыв их пустым молочным пакетом и пустыми картонками от туалетной бумаги. Главное – не оставлять следов. Вернувшись в гостиную, Стэпа она там не находит.
– Стэп? – Молчание. Она идет в свою комнату. – Стэп?
Вот он. Стоит возле стола, листает дневник.
– Нехорошо трогать чужие вещи без спросу, – вырывает Баби дневник у него из рук.
Стэп, смеясь, наклоняется, целует ее, увлекает за собой на кровать. Задирает на ней футболку.
– Не надо, пожалуйста. Мои вернутся и застукают – разорутся, а если еще и у меня в комнате, то вообще будет конец света.
– Ты права, – Стэп обхватывает ее и легко поднимает. Он привык к грузам потяжелее, чем это хрупкое тело. – Пойдем туда, где удобнее.
И, не дав Баби ответить, вносит ее в спальню родителей и закрывает дверь. Осторожно кладет на постель и, улегшись рядом, снова целует в полумраке.
– Ты сумасшедший, просто сумасшедший, – шепчет она. Непонятно как, она уже без футболки.
Они соприкасаются кожей, рука осторожно завладевает грудью. Глаза Баби закрыты, губы движутся в неизменном ритме: открыться – закрыться, открыться – закрыться, в простом поцелуе без всяких выдумок. Вдруг она чувствует себя спокойнее и свободнее. Рука Стэпа потихоньку овладевает ее ремнем.
Вытягивает конец ремня из шлевки. В темноте шуршит кожа, позвякивает пряжка. Она настораживается, но не отрывается от его губ. Комната повисает во тьме. Тихонько тикает будильник, слышится прерывистое от желания дыхание. Рука чуть затягивает пояс, и шпенек выскальзывает из третьей дырки, самой истертой, с потемневшими краями. Это плод ее тягостной диеты. Через секунду ее Levi's расстегнуты. Серебристые болты ширинки разлетаются. Один за другим, все ниже, все опаснее. Баби задерживает дыхание: за вдохновенными поцелуями что-то кроется. Что-то чуть изменилось по недосмотру. Хрупкое волшебство рассеялось. Они по-прежнему целуются, но между ними уже повисло напряженное ожидание. Стэп силится понять, уловить – кивок ли, другой ли знак ее вожделения. Но Баби недвижима, по ней ничего не скажешь. На самом деле она просто еще не решилась. Ни с кем она еще не заходила так далеко. Джинсы расстегнуты, рука Стэпа на бедре. Не думая, не зная, что делать, она не отрывает губ от его губ. И тут Стэп решает все же рискнуть. Он движется потихоньку, осторожно – правда, она все равно это чувствует. Вздохнув, закрывает глаза. Пальцы Стэпа на ее коже, у розового края трусиков. Эластичная ткань легко отходит, рука тут же шмыгает туда – и сразу же оттуда. Вторая попытка посерьезнее. Рука Стэпа
И тут что-то случается. Баби перехватывает его руку. Стэп озирается в полутьме.
– Что?
– Тс-с-с… – Баби приподнимается на бедре, напряженно вслушиваясь во что-то за пределами комнаты, за ставнями, внизу во дворике. Ее внимание привлек неожиданный шум – шум мотора. Кто-то едет задним ходом.
– Это мама! Быстрее!
Через мгновение все уже на местах. Баби поправляет покрывало на кровати, Стэп заправляет рубашку в штаны. В дверь комнаты стучат. Они замирают. Но это Даниела.
– Баби, мама приехала! – она не успевает договорить. Дверь распахивается.
– Я знаю, спасибо.
Баби выбегает, таща за собой Стэпа. Он слегка сопротивляется.
– Я хочу с ней поговорить, хочу объяснить раз и навсегда!
И улыбается своей наглой улыбочкой.
– Ты издеваешься? Знаешь, что мама тебе устроит, если поймает?
Вбегают в гостиную.
– Выйдешь тут, чтобы с ней не столкнуться.
Баби отпирает парадную дверь. Выходит на площадку. Лифт отсюда идет прямо во дворик. Она жмет на кнопку вызова. Обменивается со Стэпом торопливым поцелуем.
– Нет, я хочу встретиться с твоей матерью! Она подталкивает его к лифту.
– Вали уже!
Стэп нажимает кнопку этажа и с улыбкой повинуется указанию Баби. А между тем распахивается дверь черного хода. Входит Раффаэлла. Кладет пакеты на кухонный стол. Будто по наитию, она улавливает что-то в воздухе – может быть, щелчок дверного замка?
– Баби, это ты?
Она идет в комнату. Баби включила телевизор.
– Я телевизор смотрю.
Но ее выдает легкий румянец. Раффаэлле достаточно. Она выглядывает из окна во двор. Удаляющийся шум мотора, листья плюща в углу еще колышутся. Слишком поздно. Она закрывает окно. В коридоре сталкивается с Даниелой:
– Кто-то приходил?
– Не знаю, мама, я была у себя, занималась.
Раффаэлла решает спустить это на тормозах. На Даниелу давить бесполезно. Идет в комнату Баби, все оглядывает. Вроде все на месте, ничего необычного. Даже на покрывале ни складочки. Впрочем, его могли и заново постелить. Тогда она, убедившись, что никто ее не видит, трогает покрывало рукой. Не нагрето. На нем никто не лежал. Она облегченно вздыхает и идет к себе. Снимает костюм, вешает на плечики. Берет водолазку из ангоры и свободную юбку. Садится на кровать и одевается. В счастливом неведении, не в состоянии даже представить себе, что совсем недавно тут лежала ее дочь. В объятиях неподходящего молодого человека. Там, где сейчас сидит она, на покрывале, еще теплом от юных невинных чувств.
Клаудио вернулся позже. Он долго обсуждает с Баби поддельное освобождение, трату в пять тысяч евро, ее поведение в последние дни. Затем устраивается у телевизора, наконец успокоившись в ожидании ужина. Но тут его из кухни зовет Раффаэлла. Клаудио быстро идет к жене.
– Ну что еще?
– Посмотри… – Раффаэлла указывает на банки из-под выпитого Стэпом пива.
– Ну, пиво. И что?
– Их спрятали в мусорном ведре под картонками от туалетной бумаги.
– Ну выпили они пива. Что в этом такого?