Три мушкетера
Шрифт:
Затем, как бывало всегда, пришлось прибегнуть к помощи г-на де Тревиля, который выдал небольшой аванс в счет причитающегося им содержания. Но на эти деньги не могли долго протянуть три мушкетера, у которых накопилось немало неоплаченных долгов, и гвардеец, у которого долгов еще не было.
В конце концов, когда стало ясно, что скоро почувствуется уже недостаток в самом необходимом, они с трудом наскребли восемь или десять пистолей, с которыми Портос отправился играть. Но ему в этот день не везло: он спустил все и проиграл еще двадцать пять пистолей на честное слово.
И
Атос получал приглашения четыре раза и каждый раз приводил с собой своих друзей вместе с их слугами. Портос был приглашен шесть раз и тоже предоставил своим друзьям воспользоваться этим. Арамис был зван восемь раз. Этот человек, как можно было уже заметить, производил мало шума, но много делал.
Что же касается д’Артаньяна, у которого еще совсем не было знакомых в столице, то ему удалось только однажды позавтракать шоколадом у священника родом из Гаскони и один раз получить приглашение на обед к гвардейскому корнету. Он привел с собой всю свою армию и к священнику, у которого они уничтожили целиком весь его двухмесячный запас, и к корнету, который проявил неслыханную щедрость. Но, как говорил Планше, сколько ни съел, все ж поел только раз.
Д’Артаньян был смущен тем, что добыл только полтора обеда — завтрак у священника мог сойти разве что за полуобед, — в благодарность за пиршества, предоставленные Атосом, Портосом и Арамисом. Он считал, что становится обузой для остальных, в своем юношеском простодушии забывая, что кормил всю компанию в течение месяца. Его озабоченный ум деятельно заработал и привел к заключению, что союз четырех молодых, смелых, изобретательных и решительных людей должен был ставить себе иную цель, кроме прогулок в полупьяном виде, занятий фехтованием и более или менее остроумных проделок.
И в самом деле, четверо таких людей, как они, четверо людей, готовых друг для друга пожертвовать всем — от кошелька до жизни, — всегда поддерживающих друг друга и никогда не отступающих, выполняющих вместе или порознь любое решение, принятое совместно, четыре кулака, угрожающие вместе или порознь любому врагу, — неизбежно должны были, открыто или тайно, прямым или окольным путем, хитростью или силой, пробить себе дорогу к намеченной цели, как бы отдалена она ни была или как бы крепко ни была она защищена. Удивляло д’Артаньяна только то, что друзья его не додумались до этого давно.
Он размышлял об этом, и даже весьма основательно, ломая голову в поисках путей, по которым должна была быть направлена эта необыкновенная, четырежды увеличенная сила, с помощью которой — он в этом не сомневался— можно было, словно опираясь на рычаг Архимеда, перевернуть мир, — как вдруг послышался осторожный стук в дверь. Д’Артаньян разбудил Планше и приказал ему отпереть.
Пусть читатель из этих слов — "разбудил
Планше ввел в комнату человека, скромно одетого, по-видимому горожанина.
Планше очень хотелось, вместо десерта, узнать, о чем будет речь, но посетитель объявил д’Артаньяну, что ему нужно поговорить о важном деле, требующем секретности.
Д’Артаньян выслал Планше и попросил посетителя сесть.
Наступило молчание. Хозяин и гость вглядывались друг в друга, словно желая предварительно составить себе представление друг о друге. Наконец д’Артаньян поклонился, показывая, что готов слушать.
— Мне говорили о господине д’Артаньяне как о мужественном молодом человеке, — произнес посетитель. — И эта слава, которая им вполне заслужена, побуждает меня доверить ему мою тайну.
— Говорите, сударь, говорите, — произнес д’Артаньян, чутьем уловивший, что дело обещает некие выгоды.
Посетитель снова на мгновение умолк, а затем продолжал:
— Жена моя служит кастеляншей у королевы, сударь. Женщина она красивая и умная. Меня женили на ней вот уже года три назад. Хотя приданое у нее было и небольшое, зато господин де Ла Порт, старший камердинер королевы, приходится ей крестным и покровительствует ей…
— Дальше, сударь, что же дальше?
— А дальше… — сказал посетитель, — дальше — то, что мою жену похитили вчера утром, когда она выходила из бельевой.
— Кто же похитил вашу жену?
— Я, разумеется, ничего не могу утверждать, но у меня на подозрении один человек.
— Кто же это у вас на подозрении?
— Человек, который уже давно преследует ее.
— Черт возьми!
— Но, осмелюсь сказать, сударь, мне представляется, что в этом деле замешана не так любовь, как политика.
— Не так любовь, как политика… — задумчиво повторил д’Артаньян. — Что же вы предполагаете?
— Не знаю, могу ли я сказать вам, что я предполагаю…
— Сударь, заметьте себе, что я вас ни о чем не спрашивал. Вы сами явились ко мне. Вы сами сказали, что собираетесь доверить мне тайну. Поступайте как вам угодно. Вы еще можете удалиться, ничего не открыв мне.
— Нет, сударь, нет! Вы кажетесь мне честным молодым человеком, и я доверюсь вам. Мне кажется, что причина тут — не собственные любовные дела моей жены, а любовные дела одной дамы, много выше ее стоящей.
— Так! Не любовные ли дела госпожи де Буа-Траси? — воскликнул д’Артаньян, желавший показать, будто он хорошо осведомлен о придворной жизни.
— Выше, сударь, много выше!
— Госпожи д’Эгильон?
— Еще выше.
— Госпожи де Шеврез?
— Выше, много выше.
— Но ведь не…
— Да, сударь, именно так, — чуть слышно в страхе прошептал посетитель.
— С кем?
— С кем же, как не с герцогом…
— С герцогом?..
— Да, сударь, — еще менее внятно пролепетал гость.