Три недели в Париже
Шрифт:
Ее одежда была простой, но элегантной. Черный габардиновый брючный костюм, белая шелковая рубашка и черные босоножки на высоких каблуках. На плече черная кожаная сумка, в руке темные очки. Той же простой элегантностью отличались и украшения. В часах на левой руке, золотом браслете на правой и маленьких бриллиантовых сережках не было ничего вычурного.
В то утро она неторопливо прохаживалась по тихим залам Лувра. До встречи за ленчем в «Рице» на Вандомской площади оставалось еще много времени. Женщина знала, что привлекает к себе внимание. Три месяца назад она бы
За несколько недель до поездки в Париж Мария посетила известного миланского модельера, который придумал для нее несколько брючных костюмов и платьев простого кроя, подчеркивавших ее достоинства и скрывавших тяжеловатую нижнюю часть тела. Он предложил ей удлиненные, чуть ниже бедер, пиджаки без пуговиц, слегка обуженные брюки и прямые юбки. Темные цвета, в основном черный и несколько оттенков серого, зрительно уменьшали объем и подчеркивали красоту темных глаз и волос.
Даже сейчас в Париже Мария не позволяла себе расслабиться. Каждый день она плавала, тренировалась на беговой дорожке. Она также продолжала сидеть на строгой диете, не прельстившись соблазнами французской кухни.
Приехав в Париж, Мария навестила свою любимую Аню, потом ходила по магазинам, посещала художественные галереи, была в Версале. Она наслаждалась каждой минутой счастья вдали от работы и деспотической семьи. Я сбежала, думала она, неторопливо приближаясь к картине, ради которой пришла в Лувр. Если б только мне не надо было возвращаться, если бы я могла остаться в Париже. Навсегда. Она тут же отогнала от себя эти мечты.
Перед ней была чудесная картина. Мария долго стояла перед ней, словно в трансе. Мона Лиза всегда производила на нее такое действие… Зачаровывала. Мария подошла поближе, чтобы получше разглядеть полотно.
И тут она заметила приближающуюся к ней женщину. Сердце у нее замерло. Мария повернула голову, чтобы убедиться, что не ошиблась, и поспешно отвернулась.
Бросив последний взгляд на полотно Леонардо да Винчи, она быстро зашагала в противоположном направлении.
Его столик располагался напротив двери, и он увидел ее, как только она вошла в «Л’Эспадон». Он встал, на его лице сияла широкая, приветливая улыбка. Когда она подошла, он с нетерпением взял ее за руку, поцеловал в щеку и несколько секунд пристально на нее смотрел.
Улыбнувшись, Мария опустилась в кресло:
— Прости, я опоздала.
Сев напротив, он покачал головой:
— Нет, не опоздала. Да и если бы опоздала — такую красавицу можно и подождать.
— Спасибо, — пробормотала Мария.
— Я заказал тебе грейпфрутовый сок. Надеюсь, я не ошибся.
— Очень хорошо, спасибо.
Подняв бокал вина, он произнес:
— Твое здоровье, — и они чокнулись.
Он часто виделся с ней после ее приезда в Париж и хотел продолжать эти встречи. Но понимал, что должен проявлять осмотрительность.
— Ты
— Прости, — извинился он. — Ничего не могу с собой поделать. У тебя лицо такое… одухотворенное.
Тихонько рассмеявшись, Мария покачала головой:
— Мона Лиза — вот по-настоящему одухотворенное лицо.
— Да, ты права, но и твой портрет тоже должен написать великий художник, современный да Винчи.
Не успела Мария ответить, как к столику подошел официант. Она заказала устриц и парового палтуса, он взял то же самое. Когда они остались одни, Мария сказала:
— Сегодня в Лувре я видела Александру Гордон.
— И как она? Наверно, рада была тебя видеть?
Мария вздохнула:
— Я с ней не говорила. Я вдруг смутилась и ушла прежде, чем она успела меня заметить. Наверное, это было глупо.
— Неужели вы так серьезно повздорили? Четыре неразлучные подруги?
— Теперь наша ссора кажется детской, даже глупой… — Она запнулась.
Увидев, что Мария не хочет обсуждать эту тему, он сказал:
— Тебе ведь очень нравится в Париже?
— Да, благодаря тебе. Ты такой милый.
Он дотянулся до ее лежавшей на столе руки.
— Я просто без ума от тебя, Мария. Надеюсь, ты от меня тоже.
Немного помолчав, она ответила:
— Да, Ники, тоже.
— Я очень рад, что это взаимно.
Они сидели молча, держась за руки, пристально глядя друг на друга, пока не принесли устриц. Выпустив ее руку, Ники взял вилку, недоумевая, что с ним такое происходит. Он, тридцативосьмилетний мужчина, повидавший жизнь, чувствует себя как школьник. Я рехнулся, подумал он, просто рехнулся.
Съев несколько устриц, Мария отложила вилку:
— Когда я приехала в Париж, я думала сесть на поезд и съездить на день в Лондон, чтобы повидаться с Рикардо. Я говорила тебе, он там работает. Но сейчас мне этого не хочется.
— Из-за меня? — осторожно спросил Ники.
— Да. — Мария встретилась с ним взглядом.
В ее глазах Ники увидел желание и напрягся. Не спеши, предостерег он себя. Только не спеши.
Напрасно я приехала, думала Джессика, шагая по узкой улочке близ отеля «Плаза Атене», в котором она остановилась. Слишком много воспоминаний, и почти все связаны с Люсьеном Жираром.
Джессика жалела о том, что на прошлой неделе позвонила из Лос-Анджелеса Алену Бонналю и договорилась о встрече. Они подружились из-за Люсьена. Джессика никогда не забудет, как он поддерживал ее в горе. Но Ален был связан с прошлым — с тем самым прошлым, от которого она никак не могла избавиться. Даже выбор ресторана пробуждал ностальгические чувства, воспоминания о тех годах, когда она училась в Аниной школе и все трое — она с Люсьеном и Ален — частенько заходили в «Шез Андре».
Через несколько минут Джессика уже входила в шумное, многолюдное бистро. Там было много посетителей, однако она сразу же заметила Алена. Увидев ее, он помахал рукой, поднялся с места и обошел вокруг стола, чтобы с ней поздороваться. Они нежно обнялись, поцеловались, а потом уселись рядышком на скамейку.