Три невероятных детектива (сборник)
Шрифт:
— Наверняка дыра дырой, — произнес он тихо, проведя лезвием по намыленной щеке.
Одетта сложила газету, собралась было бросить ее на круглый столик, но ее привлекло какое-то сообщение на первой полосе.
— Ну, скажу тебе, это уже чересчур… Сам послушай: «Вчера после обеда, на эспланаде Инвалидов, американский натуралист скончался от…» Натуралист… Это как Эмиль Золя, утеночек?
— Эмиль Золя умер? — вскричал Виктор, как раз в это время бодро вытиравший щеки полотенцем.
— Ты меня не слушаешь. Как ты можешь носить такие ужасные рубашки?! У тебя вид уличного мазилы!
Довольный этим замечанием, сразу сблизившим его с Таша, Виктор тем не менее скорчил обиженную гримаску.
С гудящей головой Виктор раздавил окурок и втянул голову в плечи.
— Мне надо идти, — сказал он.
Разочарованная Одетта рассеянно поглядела на разбросанную вокруг одежду и каталоги.
— А как же примерка? Ты меня больше не любишь, утеночек?! — простонала она, бросаясь в объятия Виктора.
Он чмокнул ее в висок.
— Люблю, малышка, сама знаешь, люблю!
— Обещай, что проводишь меня на вокзал! Я заеду за тобой в книжную лавку.
— Клянусь! — ответил он, мягко высвобождаясь и выскальзывая в коридор.
Он заговорщицки подмигнул Денизе, юной бретонке с грустными глазами, недавно приехавшей из родного Кимпера и теперь безвылазно сидевшей на крохотной кухне в ожидании очередного каприза раздражительной хозяйки.
А надувшая было губки Одетта довольно скоро утешилась мыслью пойти после завтрака в «Королеву пчел» и купить там флакончик омолаживающей воды и крем Фарнезе.
Легкий ветерок был скорее апрельским, чем июньским. Виктор прогулялся до улицы Риволи. Накануне, прежде чем пойти к Одетте, он предупредил Кэндзи, что вернется в магазин на следующий день после обеда. Он чувствовал себя отпускником и тем охотнее наслаждался свободой, что вокруг вовсю кипела жизнь. У выхода из пошивочных мастерских на улицах де ля Пэ и Сент-Оноре теснились под аркадами подмастерья, вышедшие на штурм дешевых кухмистерских и молочных кафе. Те, кому не повезло, завтракали прямо на улице, и к ним поближе, словно на приступ, слетались тучи воробьев. Шарманка наяривала кадриль «Орфей в аду». Дети в шотландских юбочках гоняли мячик, который Виктор остановил ногой. Уличные продавцы газет, держа подмышкой бумажные кипы, орали благим матом:
— Спрашивайте газету «Событие»! Драма на выставке колониальных товаров!
— «Пасс-парту», последний выпуск! Еще одна смерть на выставке, неизвестные подробности!
Виктор остановил тощего подростка, у которого из-под картуза лихо торчали взъерошенные лохмы, и купил у него «Пасс-парту».
«Двоих одним махом!» — прочел он на первой полосе, над рисунком Таша, изображавшим разбойничьего вида пчелу со шпагой, стремительно атакующую густую толпу у входа во Дворец колоний. Аннамит в форме солдата колониальных войск, скаля в улыбке почерневшие зубы, с угрозой наставлял на чудовище саблю, а перетрусивший городской
Все каменные скамейки были заняты, большинство из них — совсем юными белошвейками, которые, расстелив на коленях обрывок газеты и весело пересмеиваясь, поглощали жареный картофель, редиску или полубатоны колбасы из ближайшей колбасной лавки. Виктору удалось найти местечко на террасе «Же-де-пом», в тени развесистого каштана, рядом с парочкой девиц-подмастерий, которые, хихикая, обернулись, беспардонно его осмотрели и тихонько продолжили разговор.
— Эх, сегодня к вечеру мне придется идти за большой партией нового товара.
— Тоже мне, проблема! А мне придется чистить все эти дерьмовые тряпки, хозяйка говорит, они пылью заросли, думаю так и есть, потому их и не берут, все бросились покупать шляпы с цветочками.
— Смотри-ка, как он на нас посматривает, а?
— Дуралей, а ведь смазлив! И одет прилично. Ишь, пирожок с кремом, так бы его и съела!
Виктор поприветствовал их, приподняв шляпу; они принялись громко хохотать. Когда же он погрузился в чтение газеты, их внимание привлекли два подвыпивших офицера, которые прохаживались взад-вперед мимо скамейки, бросая на девиц заинтересованные взгляды. Те в конце концов встали и, покачивая бедрами, направились к офицерам. Виктор воспользовался этим, чтобы положить рядом с собой пакет вишен, которые медленно смаковал, выплевывая косточки под нос разочарованным воробьям.
Человек, встретивший смерть вчера ближе к вечеру у Дворца колоний, тоже, вполне возможно, был укушен пчелой. Это американский исследователь-натуралист. Не так давно приехав в Париж, он остановился в «Гранд Отеле». Дело, переданное в соответствующие инстанции, сейчас на стадии расследования. По свидетельствам, которые удалось собрать нашему репортеру, некоторые посетители видели, как жертва поднесла руку к шее и вскоре после этого упала без чувств. Продавщица ананасов с острова Мартиника подтвердила наличие пчел вокруг витрин со сладостями. Понадобится время, чтобы Совет по гигиене и здравоохранению наконец принял энергичные меры по обеспечению безопасности публики. Но каким же образом…
Виктор вдруг остановился, чтобы изловить слепня, вившегося над его головой. Маленький кроткий ослик, ведомый девчушкой со сморщенным личиком, бежал бодрой трусцой, его сопровождало облачко мух. Чуть поодаль работницы, наскоро перекусив, затеяли игру в кошки-мышки, а некоторые прыгали через веревочки, и подолы их юбок так и мелькали перед глазами. Покончив с вишнями, Виктор решил, что дочитает статью в здешнем ресторане, где, как ему помнилось, подавали восхитительный салат с цыплячьим мясом, да и кофе-глясе было очень неплохим. Прежде чем свернуть в трубочку «Пасс-парту», он еще раз взглянул на первую полосу. Забавно: и он, и Таша, оба были возле Инвалидов ровно в то время, когда все это случилось…
Таша сунула «Пасс-парту» в хозяйственную сумку между связкой моркови и репой и прошла в ворота. Едва она ступила в арочный проход, как громкий уличный шум превратился в смутный гул, а потом и вовсе стал едва слышным, и на первый план вышел совсем другой звук: поскрипывание, которое производил велосипед ее квартирной хозяйки. Таша остановилась. Хозяйка в широких коротких штанах и ботинках, открывавших взору рыхловатые икры, лихо крутила педали, наворачивая круги и то и дело останавливаясь, — колеса постоянно застревали между камней, велосипед заклинивало, еще чуть-чуть — и она могла свалиться.