Три ночи с повесой

Дэр Тесса

— Лили… — У Джулиана даже горло перехватило от подобной несправедливости. — Все изменится, обещаю! Я сделаю все, чтобы ты была счастлива.

— А ты спросил меня, хочу ли я быть для тебя всем?

Джулиан онемел. Лицо у него стало медленно бледнеть — надежда, уже пустившая ростки в его душе, таяла на глазах.

— Джулиан, — уже мягче сказала Лили, заметив его затравленный взгляд. — Я люблю тебя. Но не хочу стать единственным, ради чего ты живешь. Я хочу разделить свою жизнь с тобой, а это не одно и то же.

— Да уж… Конечно, есть… огромная! Целая пропасть!

Вернее, целый мир!

— И что?

— А то, что мы должны остаться жить в твоем мире. Где все просто и ясно… где жизнь переливается яркими красками.

Ну конечно… и где за блестящим фасадом скрывается ложь.

— Прекрати разговаривать со мной, как с ребенком, который не в состоянии жить своим умом! — вскипела Лили.

— Ты не ребенок. Ты умная, взрослая женщина. Именно твой незаурядный ум привлек мое внимание.

— Тогда почему ты считаешь возможным скрывать от меня правду? Неужели ты не понимаешь, до какой степени унизительно выспрашивать у какой-то дурацкой птицы, где сейчас собственный муж?

— Тартюф упомянул о «Иерихоне»? Вот, значит, как ты нас нашла? — В глазах Джулиана вспыхнуло восхищение. — Извини, что назвал тебя просто умной. Я тебя явно недооценивал. Ты просто гениальная женщина! И очень храбрая!

— Вот как? А ты держишь меня за дурочку! Сколько раз я говорила, что люблю тебя? Я стала твоей женой, потому что хотела этого! Я ношу под сердцем твоего ребенка. А ты твердишь, как попугай, что, мол, недостоин меня. Неужели, я такая дура, что не в состоянии понять, кто достоин моей любви, а кто нет?

У Джулиана не нашлось что сказать.

— Когда мы поженились, — с жаром продолжала Лили, — я была так счастлива. Считала, что если стану почаще говорить, как сильно люблю тебя, то со временем ты справишься со своей болью и сможешь похоронить прошлое. Видимо, моих поцелуев недостаточно, чтобы исцелить твои раны.

Джулиан долго молчал. Потом она услышала долгий вздох.

— Ты права. Если так пойдет и дальше, я буду чувствовать себя подлецом…

Что-то вроде этого она и подозревала, торжествовала Лили. Признание Джулиана звоном литавр отозвалось в ее ушах. И все же что-то ее мучило. Похоже, Джулиан до сих пор убежден, что они не смогут быть счастливы — ни вместе, ни порознь. Ну уж нет, сердито подумала она. Ее это не устраивает.

— И какой у нас выход?

Джулиан молчал. Лили старалась не смотреть на него. Ей не хотелось, чтобы он заметил, с какой отчаянной надеждой она ждет, что он скажет.

Он вдруг выругался сквозь зубы.

— Ладно. Будь по-твоему. — Джулиан громко постучал в потолок, веля кучеру остановить карету. Потом, открыв окно, высунулся и что-то крикнул. Не видя его лица, Лили не поняла ни слова.

Потом он уселся на место, и карета снова тронулась с места. Лили припала к окну. Вот и угол, где они обычно сворачивали на Оксфорд-стрит — миновав его, карета покатила дальше. Лили уже открыла было рот, чтобы спросить, куда они едут, но потом передумала. В конце концов, какая разница?

Оставив позади Мейфэр, карета углубилась в переплетение переулков Блумсбери. Внезапно Лили бросилась в глаза табличка на углу

дома. Этот адрес был ей знаком — сколько раз она выводила его на записках, которые писала Джулиану!

— Мы едем к тебе домой? — робко спросила она.

Джулиан дернул плечом.

— Мы едем к Джулиану Беллами, — отрывисто буркнул он.

Наконец карета остановилась — Джулиан, не дожидаясь, когда лакей распахнет дверцу, спрыгнул на землю и помог выйти Лили. День быстро клонился к вечеру, к ночи немного подморозило. Лили, дрожа в своем дорожном плаще, вслед за Джулианом молча двинулась к крыльцу большого, но довольно невзрачного с виду дома.

Выудив из жилетного кармана ключ, Джулиан отпер замок на двери и вставил его в замок. Лили завороженно наблюдала за ним. Сказать по правде, она даже не могла вспомнить случая, когда, самолично отпирала дверь дома. Обычно это делал лакей.

Воспользовавшись вторым ключом, Джулиан отпер нижний замок, потом толкнул дверь плечом и широко распахнул ее, приглашая Лили войти.

Внутри было достаточно холодно и вдобавок темно, и Лили даже не сразу разглядела ведущую на второй этаж лестницу. Поднявшись наверх, они увидели перед собой узкий коридор. Лили с любопытством вытянула шею — насколько она смогла разглядеть в темноте, вся мебель в комнатах была обтянута чехлами.

— Подожди, — попросил Джулиан. Потом растворился в темноте и через пару минут вернулся с подсвечником в руке. По стенам запрыгали тени. Он передал его Лили, и она подняла его так, чтобы видеть его лицо.

— Итак, — глубоко вздохнув, пробормотал он, — добро пожаловать в дом Джулиана Беллами. На этом этаже, чуть дальше, библиотека, а за ней гостиная, столовая и кабинет.

Только груда писем на столе в библиотеке говорила о том, что в доме кто-то живет. Дом казался заброшенным — везде порядок и чистота, ни разбросанных книг с закладками, ни клочка бумаги на письменном столе. Ковры были скатаны — даже каминный коврик куда-то исчез. Сверкающий чистотой камин выглядел так, будто в нем вообще никогда не разводили огонь.

Возможно, когда-то это и был дом Джулиана Беллами. Вот только сейчас здесь явно никто не жил.

Вслед за Джулианом Лили карабкалась по узкой лестнице, чувствуя, как с каждым шагом ей все больше становится не по себе. Этот заброшенный дом, затхлый, нежилой воздух и пляшущие на стенах тени пугали ее. Ощущение было такое, будто она перенеслась в замок Синей Бороды. Куда они идут? Может, Джулиан решил показать ей тайную комнату, где на стенах развешаны головы его предыдущих жен и где уже приготовлено местечко для ее собственной?

Сердце стучало в груди, словно сигнальный колокол на сторожевой башне, предупреждающий об опасности.

Вскарабкавшись на самый верх, они оказались в крошечной каморке на чердаке. На диванчике, в ворохе газет, смутно вырисовывались очертания человеческой фигуры. Приглядевшись, Лили сдавленно ахнула.

Вдруг этот ворох зашевелился, и она испуганно взвизгнула.

Газеты с шорохом осыпались на пол, словно осенние листья, и Лили увидела, как с дивана поднялся мужчина.

— В чем дело? — рявкнул он.