Три новеллы
Шрифт:
— Окабэ — президент «Хансин когё» и владелец еще нескольких компаний. Пожалуй, он самый влиятельный предприниматель среди выходцев из Иё, — пояснил Тасиро и, слегка наклонив свою прямоугольную, как створка ширмы, спину, широкими шагами двинулся вперед.
Прошло два месяца с тех пор, как на квартире Цугами в Нисиномия появился Сутэмацу Тасиро, предъявив большую визитную карточку, в которой значилось: «Президент фирмы зрелищных предприятий «Умэвака». Цугами взял за правило никогда не принимать посетителей на дому. Но в тот день он устал до изнеможения
При первой встрече Тасиро производил впечатление типичного провинциального импресарио. Красное энергичное лицо и густой низкий голос придавали ему моложавый вид, хотя Тасиро было далеко за пятьдесят. Коричневый грубошерстный костюм и сорочка в широкую полоску — вполне на уровне моды — все-таки скорее подходили двадцатилетнему юноше. На толстом пальце матово блестели два серебряных кольца. И лишь обмотанное вокруг шеи потрепанное черное кашне, которое он не удосужился снять, даже войдя в комнату, как-то не гармонировало с его модным обликом.
Коротко изложив цель своего визита — организовать бой быков, Тасиро сказал, что «бычье сумо» [6] сейчас сохранилось только в местности Иё, в городе В., затем долго и красочно описывал его истоки и развитие и в заключение с пафосом заявил, что цель его жизни — показать всей Японии это традиционное провинциальное зрелище.
— Я простой безвестный импресарио, — сказал Тасиро, — но к бою быков отношусь не как к обыкновенному зрелищу. Последние тридцать лет я устраивал, честно говоря, малоинтересные провинциальные представления, исколесил с ними остров Сикоку и все мечтал, что когда-нибудь мне удастся показать на первоклассном стадионе Токио или Осаки национальный бой быков и прославить его родину — Иё.
6
Сумо — национальная японская борьба.
Хотя Тасиро и не причислял бой быков к обыкновенным зрелищам, он в то же время с удивительной настойчивостью повторял, что есть полная гарантия хорошо на нем заработать Цугами, казалось, совершенно не противился потоку красноречия своего гостя. Посасывая трубку, он безучастно глядел на куст камелии, которая цвела в углу его маленького сада.
Беседы с подобными посетителями входили в круг его повседневных обязанностей, и Цугами привык слушать их вполуха, одновременно думая о чем-то другом, подчас сугубо личном, не имеющем никакого отношения к предмету разговора.
В общем, гость напрасно закидывал удочку, хотя и возникала иллюзия, будто Цугами внимательно его слушает, поскольку время от времени он вставлял в разговор, причем удивительно к месту, короткие фразы. И вот, чем безучастней становился взгляд Цугами, тем красноречивей вел монолог Тасиро.
— Те, кто не разбирается в «бычьем сумо», считают это зрелище аморальным, даже вредным. Наверно, потому, что в провинции издавна привыкли держать пари, делать ставки на того или иного быка…
— Делать ставки? — переспросил Цугами.
Тасиро пояснил, что и теперь почти все зрители, посещающие «бычье сумо», которое трижды в
«Держать пари», «делать ставки»- это пойдет, — думал Цугами. — Если устроить бой быков в большом городе, зрители, как и в В., без всякого сомнения будут делать ставки. Не исключено, что именно такое зрелище может стать спасительной соломинкой, ухватившись за которую потерявшие веру люди вновь почувствуют вкус к жизни. Надо предоставить им возможность рискнуть, испытать судьбу — и они обязательно за это ухватятся! Десятки тысяч зрителей соберутся на стадионе, со всех сторон окруженном развалинами — ранами войны, и будут держать пари, делать ставки, надеясь на везение, на выигрыш. Правда, уже начинают возрождаться бейсбол и регби, но пройдет несколько лет, пока они обретут свою прежнюю популярность, а сейчас — самое время устроить нечто вроде этого «бычьего сумо». Впервые на стадионе Хансин — бой быков! Стоящее предприятие! И во всех отношениях подходящее для «Новой осакской вечерней газеты».
В эти минуты в холодных, безразличных глазах Цугами вспыхнул азартный огонек, за который и полюбила его Сакико так, что не может с ним расстаться.
Цугами поднялся с кресла и уже по-другому, решительным тоном произнес:
— Подумаю! В этом, кажется, что-то есть.
Когда спустя полчаса Тасиро ушел и в комнате воцарилась тишина, Цугами почувствовал необыкновенный подъем. Перед тем как решиться на новое дело, он обычно предпочитал все хорошенько обдумать в одиночестве. Вот и теперь, удобно устроившись в кресле на веранде, он прикрыл глаза и расслабился.
Внезапно послышался голос Сакико:
— Кажется, все это вас не на шутку увлекло. — Сакико сидела в углу в той же позе, что и во время разговора с Тасиро. и вязала, перебирая холодно посверкивавшими спицами.
— Это почему же?
— Почему? Да потому, что я вас вижу насквозь. Мне давно знакома такая черточка в вашем характере. — Сакико оторвала взгляд от вязанья, холодно взглянула на Цугами и, не порицая и не восхищаясь, добавила: — Авантюристическая!
В самом деле, в Цугами было нечто от авантюриста, игрока.
Один из наиболее способных корреспондентов отдела социальной хроники в газете Б., Цугами в течение трех лет без особых накладок руководил этим горячим участком, где никто до него подолгу не удерживался. Всегда одетый с иголочки, с острой, как бритва, складкой на брюках, он умело обращался с посетителями, был четок и работоспособен. Любой щекотливый материал он подавал на страницах газеты мягко, без нажима, никогда не перегибая палку. Конечно, среди настырного журналистского люда у него были и враги. Посмеиваясь, ни не без основания порицали Цугами за неумеренную трату денег самодовольство, эгоизм, обзывали его литературным умником, напыщенным стилистом и тому подобное. Но именно эти его недостатки создавали вокруг Цугами некий интеллектуальный ореол, отличавший его от других журналистов, подвизавшихся в отделе социальной хроники.