Три портрета
Шрифт:
— Пользы мы от кольцевой почты не видали, а выходит, как бы повинность новая…
Но молодой непоседа не сдавался. Неудачи только подливали масла в огонь его неукротимой подвижности. Он надоедал исполкомовцам, ругался с ними, смешил острым словцом и постепенно раскачивал свое «кольцо».
Выпросил хомут, достал сбрую, сладил дело с лошадьми, нашел старую таратайку без кузова.
— Плевать, и так
Пристроил старую исполкомовскую дверь, сложил почтовые пожитки и тронулся в путь.
Так, не на бумаге, выехала первая кольцевая почта.
Ветер волнами по морю ржи разливается. Широко раскинулись поля черноземные…
— Выйду, выйду в рожь высокую, — заливается молодой связист. — Эй, Митрич! Куда плетешься? — останавливает он крестьянина, шагающего босиком по пыльной дороге.
— На пошту, писемцо от сына жду! Здоровьте!
— Здорово, Митрич! Вертай назад, почта сама к тебе едет! Вот подожди, сейчас разберу!.. Получай письмо от сына! — И кольцевик вручает удивленному и обрадованному крестьянину письмо.
— Чудеса!.. — говорит крестьянин, держа в мозолистой руке дорогое письмо, и долго смотрит вслед удаляющейся таратайке.
А кольцевик уже подъезжает к Выселкам. В амбаре у весов он видит крестьянина.
— Здорово, Иван Григорьевич! На почту есть что сдавать? Давай — приму!
— Посылочка есть… Да как ее сдашь? Вешать надо?
— За чем дело стало? У весов стоишь! Неси посылку-то!
— Да как же так — не на поште?..
— Я и есть почта! Видишь, к тебе сама почта приехала! Пошевеливайся!
Крестьянин бежит за посылкой и возвращается, окруженный ребятами. С крыльца выглядывают женщины, интересуясь невиданным зрелищем: почтой в собственном амбаре.
— Ну, получай квитанцию! — И связист спешит дальше.
Вот он посредине села.
Босоногие мальчишки уже успели разнести весть, и из хат выходят крестьяне и окружают кольцевика.
Оригинальный экипаж сам по себе послужил ему рекламой.
— Что-то карета твоя того… не способная?.. — качали головами крестьяне.
— А вы поспособствуйте, — отзывался веселый почтарь и тут же начинал «агитировать» за кольцевую почту.
Слушали мужики. Не то чтобы очень верили, а лица становились светлее. Уж очень чудной и занятный парнишка… На чем ни приехал, а почту привез
Еще несколько поездок — и лед был сломан. Зашевелилась, зашумела деревня.
И через месяц молодой связист уже лихо прокатил в новой таратайке, на сытой лошадке мимо усадьбы старого чиновника.
Еще и песню поет!
Он поет, а скоро и про него петь стали:
Частушки выдумали про Васю-комсомольца:
Ходит почта колесом, Звенит колокольчиком, Сяду рядом с ямщиком, С Васей-комсомольчиком. Сяду рядом, гляну глядом И помчусь на станцию, Сдал папашенька налог Васе на квитанцию.И ведь что за неуемный такой: придет с кольца — нет, чтобы отдохнуть, прямо на собрание. И опять шумит, горит и других разжигает. Одна забота — время-то, время-то мало…
— Веришь ли, с ног сбился! — говорил он товарищу, возвращаясь в двенадцатом часу ночи с заседания волъячейки. — Я — член волисполкома, секретарь межсоюзного группового волостного профсоюзного комитета, секретарь ячейки, о-ва ОДВФ, Доброхима, уполномоченный по волости от Соцстраха, общественный обвинитель при нарсуде 5-го участка, член ревизионной комиссии при кооперативной организации… всего и не упомню. Вот приду домой, засяду за работу. Надо подготовиться к завтрашнему объезду кольца… Крестьяне забрасывают вопросами, ответа ждут… Засидишься до вторых петухов, а чуть забрезжит — в дорогу… Отчего я один, отчего меня не много?..
Такова сказка наших дней о портрете, который выскочил из своей рамы — из рамок старой формалистики — и убежал на село.
И можно лишь высказать сожаление вместе с молодым связистом:
— Отчего «его» не много?..
Это — первые ласточки.
Но молодые силы идут из толщи деревенской жизни. Идут и придут на смену старых, отживших, косных «портретов».