Три повести о Малыше и Карлсоне
Шрифт:
– Заглохни! – оборвал его Малыш. – Ты же знаешь, что у Карлсона никакой гостиной нет, у него всего-навсего одна комнатушка, и никаких роз там нет.
Да, всё это Боссе знал и сам. Однажды все они – и Боссе, и Бетан, и мама, и папа – правда, только один раз, видели домик Карлсона. Они вылезли на крышу через слуховое окно – обычно так лазают только трубочисты, – и Малыш показал им маленький домик за трубой.
Мама немножко испугалась, когда поглядела с крыши вниз, на улицу. У неё даже закружилась голова, и ей пришлось схватиться рукой за трубу.
– Малыш,
– Ладно, – буркнул Малыш, подумав. – Я никогда не полезу на крышу один… раз я полезу туда с Карлсоном, – добавил он шёпотом.
Но мама, видно, не расслышала его последних слов; ну и ладно, пусть она пеняет на себя. Как она может требовать, чтобы Малыш никогда не бывал у Карлсона? Мама ведь и понятия не имеет, как весело сидеть в тесной комнатке Карлсона, битком набитой всякими диковинными и чудными вещами.
«А теперь, после этой дурацкой статьи, всё, наверное, кончится!» – с горечью думал Малыш.
– Ты должен предупредить Карлсона, – сказал папа, – пусть будет поосторожней. Некоторое время ему лучше не летать по Вазастану. Вы можете играть в твоей комнате, тогда его никто не увидит.
– Но если он начнёт безобразничать, я его живо выставлю вон, – добавила мама и протянула Малышу тарелку с кашей.
Бимбо тоже получил свою порцию каши. Папа попрощался и пошёл на работу. И маме, как выяснилось, тоже надо было уходить.
– Я иду в бюро путешествий, чтобы узнать, нет ли там для нас какого-нибудь интересного маршрута. Папа на днях уходит в отпуск, – сказала она и поцеловала Малыша. – Я скоро вернусь.
И Малыш остался один. Один с Бимбо, с тарелкой каши и со своими мыслями. И с газетой. Он придвинул её к себе и стал разглядывать. Под заметкой о Карлсоне была напечатана фотография огромного белого парохода, который прибыл с туристами в Стокгольм и стоял теперь на якоре в Стрёмене. Малыш долго глядел на снимок – белый пароход был невероятно красив! Как Малышу захотелось подняться на борт этого прекрасного корабля и уплыть куда-нибудь далеко-далеко!
Он старался смотреть только на эту фотографию, но взгляд его то и дело соскальзывал на крупные буквы заголовка:
«Что это: летающий бочонок или нечто другое?»
Малыш очень разволновался. Необходимо как можно скорее поговорить с Карлсоном, но сделать это надо осторожно, чтобы не испугать его, а то он вдруг улетит и никогда больше не вернётся!
Малыш вздохнул. И нехотя сунул в рот ложку каши. Но кашу не проглотил, а держал её на языке, словно желал получше распробовать. Малыш был маленьким худеньким мальчиком с плохим аппетитом – таких ведь немало. Он мог часами сидеть перед тарелкой с едой и вяло ковырять ложкой или вилкой, но так и не доесть до конца.
«Что-то каша невкусная, – подумал Малыш. – Может, будет вкуснее, если добавить сахарку…» Он потянулся за сахарницей, но в эту минуту услышал гул мотора у окна, и тут же в кухню влетел Карлсон.
– Привет,
Малыш поспешно проглотил кашу, которую так долго держал во рту.
– Лучший в мире друг – это ты, Карлсон! Но я не знаю, почему ты прилетел именно сейчас.
– Чур, гадать до трёх раз! – сказал Карлсон. – Может, потому что я соскучился по тебе, глупый мальчишка? Может, я попал сюда по ошибке, а собирался вовсе слетать в Королевский парк? А может, я почуял, что здесь пахнет кашей? Раз, два три, говори, не задерживайся!..
Малыш засиял.
– Наверное, потому что ты по мне соскучился, – сказал он смущённо.
– А вот и нет! И в Королевский парк я тоже лететь не собирался. Так что гадать тебе больше нечего.
«Королевский парк! – с ужасом подумал Малыш. – Туда Карлсону никак нельзя лететь. Да и вообще ему нельзя туда, где полным-полно народа, где его увидят. Придётся ему это сейчас объяснить».
– Слушай, Карлсон… – начал Малыш и тут же умолк, потому что вдруг заметил, что Карлсон чем-то явно недоволен.
Он угрюмо глядел на Малыша и чмокал губами.
– Приходишь голодный как пёс, – ворчал Карлсон, – а этот сидит себе как ни в чём не бывало перед полной тарелкой каши, вокруг шеи у него повязана салфетка, и он бубнит себе под нос, что надо съесть ложку за маму, ложку за папу, ложку за тётю Августу…
– За какую тётю Августу? – спросил Малыш, сгорая от любопытства.
– Понятия не имею, – ответил Карлсон.
– Так зачем же есть кашу за её здоровье? – рассмеялся Малыш.
Но Карлсону было не до смеха.
– Ах, вот как! Значит, твой друг должен умереть с голоду только потому, что ты не знаешь каких-то там старых тёток, которые живут где-то у чёрта на рогах!
Малыш вскочил, вынул из буфета тарелку и сказал Карлсону, чтобы он сам положил себе сколько хочет. Всё ещё мрачный как туча, Карлсон взял кастрюлю и принялся накладывать кашу в тарелку. Он накладывал и накладывал, а когда выскреб всё до дна, стал водить указательным пальцем по стенке кастрюли, отколупывая и то, что прилипло.
– У тебя не мама, а золото, – сказал Карлсон, – жаль только, что она такая жадная. Никогда не видел, чтобы варили так мало каши.
Только после того как вся каша до последней крупинки оказалась у Карлсона в тарелке, он приступил к еде, да так, что за ушами трещало. На несколько минут все звуки в кухне заглушило громкое чавканье, которое всегда раздаётся, когда кто-нибудь очень жадно уплетает кашу.
– К сожалению, за здоровье тёти Августы уже съесть нечего, – заявил Карлсон и вытер ладонью рот. – Но что я вижу! Здесь есть булочки! Спокойствие, только спокойствие. Милая тётя Августа, всё в порядке, живи спокойно-преспокойно в своём далёком городке Тумбе или где хочешь. Я съем за твоё здоровье вместо каши две булочки. А может, даже три… или четыре… или пять!