Три прозы. Взятие Измаила; Венерин волос; Письмовник
Шрифт:
Какой же он жалкий! И какая я слепая – ничего не видела! Когда он ходил по классу и останавливался у моей парты, дышал прямо в затылок, мне все казалось, что вот он еле сдерживается, чтобы не схватить за косу, отодрать. А он, наверно, хотел потрогать, погладить.
Мои поклонники! Как на подбор! Не знаешь, куда и прятаться!
Чего стоит только тот безымянный мальчик, мой молчаливый пунцовый воздыхатель! Вот уже месяц подкарауливает меня, а подойти боится. Так и хочется приманить его конфеткой и отшлепать хорошенько, чтобы учил уроки, а не занимался глупостями!
А тот дантист
А Горяев! Ведь он мне нравился, и еще как! До той самой минуты, пока мы с ним не столкнулись, когда я забежала к папе. Сидит и ждет приема! Увидел меня и позеленел. Что у него там – сифилис? Гонорея? Вот и вся любовь.
Я знаю, что я умею нравиться. Я все время ощущаю на себе эти голодные, жадные взгляды.
Но разве этого я хочу?
Ночью плачу и умираю, а утром встаю опять смелая и сильная. А потом опять ночь и страх. Мне нельзя оставаться одной. Вдруг начинает душить тоска, такая жажда любви, ласки, внимания – что кажется, пойду за первым встречным, кто ласково позовет!
Иногда, очень редко, мне снится Алешенька. И я снова гимназистка, у меня только и есть что эта любовь. Это самые чистые, самые печальные и самые светлые мои сны. Потом хожу как сомнамбула, вырванная из жизни. Испытываю отвращение ко всем мужчинам, неважно, кто рядом. Это, наверно, болезнь. Болезнь прерванной смертью любви. Так и буду, наверно, болеть Алешей всю жизнь.
И тут еще Павел!
Как хорошо, что Алеша этого не видит.А если видит?
12 августа 1919 г. Понедельник
На следующей неделе Павел вернется.
Когда думаю о нем, сердце сжимается от странного ощущения какой-то виновности, какой-то тоски, одиночества и скуки, которые описать невозможно!
Как вылечить его от этой ненужной любви? Чушь! Любовь ненужной не бывает. Но что мне делать? Я хочу ему счастья и мучаю его.
Отчего я его мучаю? Оттого что мне самой плохо.
Иногда мне кажется, что Павел – самый близкий мне друг. Так хочется прижаться к нему, спрятаться у него на груди. А иногда, наоборот, чувствую, что все не так, что это мне чужой, непонятный человек.
Мама говорит: «Зачем ты мучаешь Павла – выходи за него!» Он сделал предложение по-старинному – пришел к моему отцу, поговорил с мамой. Будто они, а не я, решают мою судьбу.
Выйти замуж! За кого-то надо выйти замуж. Надо? Почему надо?
Меня ошеломила его влюбленность. Я сдурела от восторга. Любовь заражает.
Знаю, что буду любить только одного, но этот один не будет им!
Как долго еще могу это выдерживать? А если расстаться, то что со мной будет?
Так неуютно становится, пусто внутри от всех этих мыслей.
А если нет? Если совсем не люблю? Почему держусь за него? Да какое там держусь – вцепилась в него когтями, зубами!
Буду сильная. Буду холодная. Я скажу ему так: Павел, я тебя очень люблю, но любовь – это еще не все.
Нет, не так.
Надо прямо: тебе не нравится, что я хочу выступать, что хочу быть в центре внимания, что мной восхищаются, делают комплименты, что у меня появляются поклонники, а это неизбежно, если выходишь на сцену. Ведь для чего сцена? Для того,
Нет, все не то. Скажу так: мы очень разные. Ты очень хороший человек, Павел, добрый, мужественный, сильный. Но у тебя тяжелая душа. Ты, кажется, вообще не умеешь смеяться. А я – легкая! Хочу смеяться и радоваться всему, всем красивым вещам на свете! Вот папа подарил мне новую шелковую рубашку с настоящими брюссельскими кружевами. Так приятно надеть ее на голую кожу! А ты, ты вообще умеешь радоваться жизни? Помнишь, Паша, ты сказал: как можно петь и веселиться, когда такое время, столько кругом боли и несчастий, зла! А я считаю, что, если красота и любовь не ко времени, тогда нужно быть красивой и любить назло времени!
Он спросит: «О чем ты?» Как всегда, не поймет меня.
Ты видишь только себя! Вот, например, Павел, фотография. Очень важно, если хочешь быть на виду, на сцене, иметь хорошие фотографии. Я все ждала, что ты будешь меня снимать, сделаешь красивый портрет, ведь мне это так важно! А ты и не догадался, пока не попросила. Извинялся, ругал себя, что олух. Сделал, но неудачно. А переснимать тебе некогда. И я тебя больше об этом не попрошу. У тебя есть более важные вещи, чем я. А я так и осталась без хорошей фотографии.
Нет, про фотографию ничего говорить не буду. Надо сказать просто и без всяких объяснений – ведь он все равно ничего не поймет: если я выйду за тебя замуж, это будет ошибкой, болезненной для нас обоих.
Я смогу ему все это сказать? Не знаю.
Я очень хорошо отношусь к нему, и мне его жаль. Мне жаль его чувств ко мне. Сильный и мужественный, он становится беззащитен и жалок в любви. И ревнив. И обидчив. Любовь и жалость – это разные полюса. И это значит, что совсем-совсем не люблю его.
Почему я не объяснюсь с ним? Потому что знаю, что сделаю ему очень больно. Дарить любовь легко – отнимать трудно.
Павел, все дело в том, что тебе нужна жена, которая создаст дом, уют, тепло. И мне все это тоже очень важно, и я тоже хочу это кому-то дать! Но кроме этого, есть еще что-то в моей жизни, без чего дом, и уют, и все остальное теряет всякий смысл! Я не могу представить мою жизнь без сцены. Я испытала то удивительное ощущение, которое невозможно передать словами. Я пыталась объяснить тебе те чувства, а ты назвал это снисходительно сценическим экстазом! Ты просто не можешь понять, что это такие мгновения, когда чувствуешь себя владычицей мира, когда это уже не я пою, это кто-то поет мною! Мне надо испытывать это опять и опять. Иначе я не выживу! И поэтому я должна быть готовой ко многим, многим жертвам.Ерунда. Ничего я не смогу ему сказать! Скажу только так: Павел, ты можешь дать счастье женщине. Но не такой, как я.