Три разговора между Гиласом и Филонусом
Шрифт:
Гилас. Это не все: я хочу сказать, что они имеют действительное существование вне разума – в некоторой немыслящей субстанции.
Филонус. Что цвета находятся действительно в тюльпане, который я вижу, это ясно. Нельзя отрицать также, что этот тюльпан может существовать независимо от твоего или моего разума; но чтобы какой-либо непосредственный объект чувств – т. е. какая-либо идея или сочетание их – существовал в немыслящей субстанции или вне всякого разума, это заключает в себе очевидное противоречие. Не могу я представить того, каким образом это следует из только что сказанного тобой, именно из того, что красное
Гилас. У тебя, Филонус, искусная манера направлять наше исследование в сторону от предмета.
Филонус. Но, как я вижу, ты не склонен следовать по этому пути. Возвратимся тогда к нашему различению ощущенияи объекта;если я правильно тебя понимаю, ты различаешь во всяком восприятии две вещи: одна есть акт разума, другая – нет.
Гилас. Верно.
Филонус. И этот акт не может существовать в немыслящей вещи или относительно к ней; а то, что кроме этого заключается в восприятии, может?
Гилас. Это я и имею в виду.
Филонус. Так что, если бы существовало восприятие без всякого акта ума, то было бы возможно, что такое восприятие существует в немыслящей субстанции?
Гилас. Я допускаю это. Не невозможно, чтобы существовало такое восприятие.
Филонус. Когда душу называют активной?
Гилас. Когда она что-нибудь порождает, уничтожает или изменяет.
Филонус. Может душа что-нибудь произвести, уничтожить или изменить иначе как актом воли?
Гилас. Нет, не может.
Филонус. Душа поэтому должна считаться активнойв своих восприятиях постольку, поскольку в них заключается хотение.
Гилас. Да.
Филонус. Срывая этот цветок, я активен; потому что я срываю его движением руки, которое следовало за моим хотением; то же самое – при приближении ее к моему носу. Но является ли одно из этих движений восприятием запаха?
Гилас. Нет.
Филонус. Я точно так же действую, вдыхая воздух через нос, потому что мое дыхание так или иначе есть результат моего хотения. Но это не может быть названо восприятием запаха, потому что иначе я обонял бы всякий раз, когда дышу через нос.
Гилас. Верно.
Филонус Восприятие запаха, следовательно, есть нечто, что следует за всем этим?
Гилас. Да.
Филонус. Но я не нахожу, чтобы моя воля принимала участие в чем-нибудь дальнейшем. Что бы там еще ни было – то, что я воспринимаю такой-то особый запах или какой-нибудь запах вообще,- это не зависит от моей воли, и в этом я совершенно пассивен. Находишь ты, что у тебя это иначе, Гилас?
Гилас. Нет, точно так же.
Филонус. Теперь, что касается видения, не в твоей ли это власти – открыть глаза или держать их закрытыми; повернуть их в ту или иную сторону?
Гилас. Без сомнения.
Филонус. Но разве подобным же образом зависит от твоей воли, что, рассматривая этот цветок, ты воспринимаешь белое,а не какой-либо другой цвет? Или, направляя свои открытые глаза вот на ту часть неба, можешь ты не видеть солнца? Или свет и темнота – результат
Гилас. Нет, конечно.
Филонус. Следовательно, в этом отношении ты совершенно пассивен?
Гилас. Да.
Филонус. Скажи мне теперь, состоит видениев восприятии света и цветов или в открытии и поворачивании глаз?
Гилас. Без сомнения, в первом.
Филонус. Так как ты, таким образом, именно в восприятии света и цветов совершенно пассивен, то что произошло с тем актом, о котором ты говорил как о составной части всякого ощущения? И не следует ли из твоих собственных допущений, что восприятие света и цветов, не заключая в себе активного действия, может существовать в невоспринимающей субстанции? И не есть ли это явное противоречие?
Гилас. Нe знаю, что и думать об этом.
Филонус. Кроме того, раз ты различаешь активноеи пассивноево всяком восприятии, ты должен сделать то же и по отношению к восприятию неудовольствия. Но как возможно, чтобы неудовольствие, будь оно как тебе угодно малоактивно, существовало в невоспринимающей субстанции? Словом, рассмотри только этот пункт и потом откровенно признай: свет и цвет, вкусы и звуки и пр.- не являются ли все они одинаково пассивными состояниями или ощущениями в душе? Ты можешь, конечно, называть их внешними объектамии представить им на словах какое угодно самостоятельное бытие. Но исследуй свои собственные мысли и тогда скажи мне, не так ли дело обстоит, как я говорю?
Гилас. Я признаю, Филонус, что после тщательного наблюдения того, что происходит у меня в душе, я могу открыть только то, что я – мыслящее существо, на которое воздействуют разнообразные ощущения; нельзя понять, как могло бы существовать ощущение в невоспринимающей субстанции. Но, с другой стороны, когда я смотрю на чувственные вещи с иной точки зрения, рассматривая их как многообразие модификаций и качеств, я нахожу необходимым допустить материальный субстрат,без которого их существование не может быть постигнуто.
Филонус. Материальным субстратомназываешь ты это? Скажи, пожалуйста, посредством какого же из своих чувств ты знакомишься с этой вещью?
Гилас. Он сам неощутим; только его модификации и качества воспринимаются чувствами.
Филонус. Тогда я предполагаю, что ты получил его идею путем рефлексии и мышления?
Гилас. Я не претендую на какую-либо особенно определенную идею о нем. Во всяком случае я заключаю, что он существует, потому что нельзя постигнуть существования качеств без некоторого их носителя.
Филонус. Тогда, по-видимому, ты имеешь только относительное понятие о нем или ты постигаешь его не иначе, как постигая отношение, в котором он находится к чувственным качествам?
Гилас. Правильно.
Филонус. Будь добр сообщить мне поэтому, в чем состоит это отношение.
Гилас. Разве это недостаточно выражается в термине субстратили субстанция?
Филонус. Если так, то слово субстратдолжно бы обозначать нечто, что простирается «под» чувственными качествами или акциденциями?