Три Рождества, которые мы провели вдали от дома
Шрифт:
Флора пробормотала что-то о неуместном любопытстве, но Фишера вопрос как будто не смутил.
– В некотором смысле, – коротко ответил он.
– Посмотри, Дейзи, чай еще теплый? В коробке есть печенье, мистер Фишер.
Чай уже совсем остыл, но все трое сделали вид, что он вполне горячий. Флора попросила Дейзи прочесть гостю письмо от Фила.
– Поверите ли, я тоже скакал по деревьям, как какой-нибудь Тарзан! – воскликнул Фишер. – Знаю, на вид я совсем старый и сутулый, но ведь и я был когда-то мальчишкой, как ваш Фил.
Когда он договорил, отвратительный
– Выпьете горячего чаю, мистер Фишер?
– Нет, благодарю, миссис Петри. Я обещал научить викария пользоваться новым насосом. Из мистера Тайвертона получится лучший противовоздушный наблюдатель во всем Дартфорде. Мало кому понравится это занятие – часами сидеть одному на церковной колокольне или еще в каком-нибудь высоком месте, но он верно говорит: если викарий пропустит свою очередь защищать церковь, то как ему ожидать добросовестности от других?
Они попрощались. Дейзи и Фишер договорились о встрече завтра.
Весь следующий день она работала в лавке, но он так и не пришел. Прождав еще два дня, она, ничего не сказав родителям, отправилась к священнику. Ей было тревожно за старика: вдруг он заболел?
– Входи, Дейзи, присядь.
– Он жив?!
– Жив, дорогая. Позавчера поздно вечером приехал большой автомобиль. Я был на церковной крыше, но сумел разглядеть оттуда, как все было. Двое вошли и вывели бедного мистера Фишера.
Дейзи казалось, что рушится весь мир вокруг.
– За что? Почему его увезли? Это были полицейские?
Мистер Тайвертон потрепал ее по руке.
– Не знаю, дорогая. Они были в штатском, а мистер Фишер не выглядел ни испуганным, ни озабоченным. Ты, наверное, знаешь об облавах на иностранцев, особенно на немцев. Честно говоря, я даже удивлен, что он так долго здесь прожил.
– Куда его отправили?
– Не имею ни малейшего понятия, Дейзи. Многих иностранцев помещают в лагеря, многих высылают, некоторых даже в Австралию. Но многих, допросив, отпускают домой – туда, где они жили здесь, а не туда, откуда они к нам приехали.
– Или сбежали.
– Или сбежали, совершенно верно.
– Когда мы узнаем, что с ним?
– О, Дейзи, я в полном неведении. Возможно, кто-то поставит в известность его квартирную хозяйку; как знать, может быть, это уже произошло?
Но сердитая миссис Портер знать ничего не знала и была чрезвычайно огорчена.
– Лучший постоялец из всех, какие у меня бывали! Все полтора десятка лет, что он у меня прожил, я не знала с ним никаких хлопот: читает себе свои книжки, иногда толстенные, слушает музыку. Для меня это все, конечно, заумь, зато вежливый человек, и платил всегда вовремя. Они просто постучали в дверь, зашли к нему в комнату, поговорили – тихо так, я ничего не разобрала, а потом спустились и были таковы, даже не попрощались.
– Они его не… Он шел сам?
– Сам, милая, со своим старым кожаным чемоданом – вот что значит прежнее качество! Одежду
– Если вам что-нибудь станет известно, миссис Портер, сообщите нам? У нас его продовольственная книжка, она ему наверняка понадобится.
Домой Дейзи вернулась вся в слезах.
– «Иностранец» звучит как-то зловеще, – сказала она, рассказав обо всем родителям. – Для выходцев из других стран должно существовать слово помягче.
– С ним все будет хорошо, милая Дейзи. Он обязательно напишет нам, чтобы получить свою продовольственную книжку. После этого мы сможем с ним переписываться.
Но письмa от Фишера все не было, и его книжечка по-прежнему лежала в ящике сверкающего кассового аппарата Фреда. В конце концов Фред отнес ее миссис Портер, чтобы та положила ее вместе с другими вещами Фишера, после чего Петри перестали обсуждать его исчезновение. Это была просто еще одна трагедия ужасной войны.
Однако Дейзи часто о нем вспоминала.
Семья так привыкла к ложным тревогам, что первый всамделишный налет застал ее врасплох.
Когда зазвучала сирена, Фред крикнул: «Беги, Дейзи, скорее», но она продолжила считать мелочь, кивая, словно говоря: «Сейчас, успею!»
А потом медь посыпалась из ее рук и раскатилась по лавке: так подействовал на нее неслыханный прежде звук – зловещий гул.
– Боже всемогущий, Дейзи Петри, брось эти чертовы деньги и беги!
Слова отца повлияли на нее еще сильнее, чем гудение самолетов в небе: она приросла к полу. Потом раздался другой звук – оглушительный, брызжущий, как будто в заклеенные окна ударили градины невиданной величины.
– Это зенитные орудия, папа! – Дейзи с визгом перепрыгнула через бочонок с ячменем, который как раз фасовала, и бросилась за отцом в дверь. Потом остановилась, развернулась и побежала вверх по лестнице.
– Мама! – крикнула она. – Быстрее вниз!
Флора уже успела залезть под стол.
– Я чистила картошку. Стол рядом, почему не воспользоваться?
Дейзи нагнулась и протянула ей руку.
– Надо бежать в убежище, мам, там безопаснее. Скорее, а то за нами явится отец.
Флора, сжимая картофелечистку, позволила дочери отвести ее вниз. В лавке они присели, затаив дыхание. Фред, пришедший за ними, тоже замер, прислушиваясь. Потом он бесцеремонно сгреб обеих и затолкал в кладовку. Обе шлепнулись на пол. Раскрасневшийся от усилий, вспотевший от страха за родных, Фред тихо проговорил:
– Я чуть с ума не сошел. Мы должны быть вместе. Почему ты не побежала вниз? – обратился он к Флоре. – Ты знаешь правила: при первом же звуке, где бы ты ни была, – немедленно сюда!
– Я сидела под столом.
– Дай мне нож, мама, – сказала Дейзи. Услышав голос дочери, отец обрушил свой гнев и на нее.
– А ты, Дейзи? Тебе тоже надо пошевеливаться. Господи, я не шлепал тебя с тех пор, как тебе исполнилось пять лет, но если это повторится, то… – В подтверждение угрозы он потрепал ее по ноге – единственному месту, до которого мог сейчас дотянуться.