Три сердца, две сабли
Шрифт:
– Простите, сударыня, я сам! Вам не следует марать руки! – шепнул я.
И ринулся. Ринулся в дамскую спальню, даже не удосужившись получить на то позволение! Зато накрыл подосланного вора врасплох. Он подрывал перину, опытно зная, где в девичьей спальне на случай опасности может быть простодушно прикопана хотя бы часть тех драгоценностей, кои всё же должны оставаться всегда под рукою.
Ах, с каким наслаждением расправился я и с этим негодяем, еще не успевшим подняться с колен! Он был ошеломлен, готовый, на худой конец, увидеть разгневанную хозяйку или ее
Ах, с каким наслаждением я еще раз двинул его снаружи и произнес те слова:
– Побежишь жаловаться капитану, мерзавец, найду и пристрелю без суда.
Держась за горло, скрючившись и пошатываясь, мародер в ладной синей форме убрался с глаз долой.
Не могу сказать, что, оставшись наедине с Полиной Аристарховной, я испытывал особую гордость за удачный парад своего к ней участия… но облегчение, наконец, испытал, это несомненно.
Полина Аристарховна стояла предо мною слегка побледневшая.
Я вновь принес извинения.
– Увы, я все больше разочаровываюсь во французах, – со вздохом проговорила она. – А я так мечтала побывать в Париже.
– Увы, и я пока не могу найти никакого им оправдания, – в ответ вздохнул я… и почти точь-в-точь повторил слова Евгения: – Де Шоме – патентованный мерзавец и опытный мародер. Позор всей Великой Армии. Печальное совпадение, что и он оказался здесь. Однако вскоре его судьба будет решена, уверяю вас. Нужно лишь выиграть время. Вы намеревались вести с ним переговоры в гостиной, не так ли?
– Он прислал ко мне своего подчиненного с запиской, – сообщила Полина Аристарховна. – В ней говорилось, что он весьма сожалеет о случившемся, что вспылил по врожденной горячности своего характера, но, чтобы не упасть в глазах своей партии, он нижайше просит принять его приглашение на чашку кофе не в гостиную, а в предоставленную ему комнату.
– И вы решились пойти без надежного сопровождения?! – невольно вырвалось у меня.
Полина Аристарховна переменилась в лице и позе: передо мной теперь стояла истинная богиня.
– Поверьте, мсье порученец, я не нежная столичная барышня. Я способна коня свалить! – гордо произнесла она тем живым простонародным тоном, коим велела в лесу держать быка Рыжка. – А сего негодяя, если он только еще раз коснется меня, отправлю прямиком в окно и стекол не пожалею!
– Могу лишь восхищаться вами, сударыня, – только и развел я руками, – и даже сожалеть, что мое предложение обеспечить вам защиту и покровительство, вероятно, выглядит смешным в ваших глазах. Но все же я рискну предложить вам сопроводить вас на сию нежеланную встречу.
– А я вам откажу по праву хозяйки, – столь же простодушно огорошила меня Полина Аристарховна, а потом и вовсе сразила меня, достав буквально из рукава
Коварное оружие, подобное сему, видал я раньше только в Париже и только у одного молодого аристократа, любившего ночные похождения по злачным местам, кои он именовал «прогулками по парижским тайнам».
– Он был со мною и тогда, когда я вышла вам навстречу, – призналась отважная барышня. – В нашем доме немало и иного вооружения. Мой батюшка прозорливо предвидел вторжение Бонапарта. И он, был бы в здравии, конечно, ударил бы на вас с полной силою.
– Не сомневаюсь, у вас в подчинении хорошо обученная партизанская партия, – с намеком сказал я.
– О да! Можете доложить о сем вашему императору, – с вызовом произнесла Полина Аристарховна. – Однако моему несчастному батюшке Бог судил иначе. При том болезненном состоянии, в коем он теперь оказался, здесь, в усадьбе, я войны против вас не открою. Начать ее означало бы наверняка погубить его. И я сделаю все возможное, чтобы добиться доброго перемирия с капитаном даже после того, что произошло только что.
– Со своей стороны приложу все усилия, чтобы он надолго не задержался в вашем доме, – пообещал я, про себя добавив: «...и на сём свете – тоже».
– В таком случае, каждый из нас будет заниматься своим делом. Я иду к капитану одна, дабы ваше появление со мною заодно не разъярило его более… ведь вы уже успели разделаться с двумя его мародерами. Вы же идете писать донесение императору, не так ли?
Полина Аристарховна распорядилась так ясно и безоговорочно, что у меня язык не провернулся заметить ей, что капитан как раз был бы рад в ту минуту принять нас обоих… пока до него не дошел доклад о неудаче его воровской затеи. Впрочем, в ту минуту русская Герсилия или Брунгильда, как вам будет угодно, во всем была права… даже насчет недописанного донесения.
Я с поклоном принял ее «распоряжения по части»:
– Мне остается лишь молиться о том, чтобы дело обошлось без выстрелов и выбивания окон телами ваших врагов. И помните, я всецело на вашей стороне.
– Вы не можете быть всецело на моей стороне, – изысканно вздохнула Полина Аристарховна. – Мир с Францией пока не заключен на обоюдовыгодных условиях.
– И все же здесь приняты условия перемирия, – заметил я.
– А если мне все же придется привести свою партизанскую армию? – улыбнулась она и… протянула мне руку, о чем я и мечтать в ту минуту не мог.
– Буду, как и вы, молиться о том, чтобы обошлось без оного опасного маневра, – прошептал я, припал губами к ее руке и… окрыленный, полетел с незаконченным донесением в ближние службы, где обещал дожидаться меня кузнец.
Тезка первоверховного апостола встретил меня с широко раскрытыми очами и в немалой ажитации.
– Ваше благородие, подслушал я тут двух нехристей! – стал горячечно докладывать он. – Они шли и сговаривались, как не дать стреляться. Им их усатый черт велел все устроить. И хранца ентого с норовом угомонить прежде… и вас, коли помешать вздумаете!