Три сестры. Диана
Шрифт:
Там от семьи с тремя сыновьями осталась только мать, младшая сестрёнка Раечка и он сам, пацан пятнадцати лет. Но он уже был в доме за «мужика». И дрова рубил, и воды таскал, и снег чистил, и рыбу ловил и сушил, и в лес ходил, и огород копал, и по дому где что надо ремонтировал.
Речка у нас была небольшая, но рыбная. Во время войны она хорошо выручала деревню. Рыбу ловили и часть ели, часть заготавливали. Солили и сушили до деревянного состояния, чтобы она пролежала как можно дольше. А потом, зимой закидывали эту рыбку
Вот и я стала дома за такого «мужика». Убиралась, старалась как и все, за лето и осень собрать побольше запасов и трав. Лекарств было мало. К счастью, моя мама умела работать с реагентами и получать необходимое, проводя различные реакции. Она всегда говорила, что всё подробно расписано, и нужно лишь прочитать и повторить. Поэтому к нам в Лопатино в аптеку ехали даже из соседних деревень. Но и травяные сборы мама составляла, и готовила различные травы, чтобы зимой можно было сделать отвар.
— Ведьма наша, аптечная, — называли её в селе.
Злобы в этом не было. Как и попытки как-то оскорбить. Мамины знания уважали, к ней бежали раньше, чем за врачом. А то что ходит и травы с корешками по лесам окрестным собирает, так ими же потом и лечит. Многие ещё и помогать ходили.
— Учись, Диночка. Завидной невестой будешь, с материной-то наукой, — часто советовали мне.
— Война у нас, а вы про невест, — бурчала я.
— Война. Но рано или поздно и эту беду перемолотим. А вам жить ещё. — Непрестанно неслось в ответ с необъяснимой житейской наивной верой в лучшее и мудрой тягой к жизни, не смотря ни на что.
Глава 3
— Приказ Верховного Главнокомандующего войскам Красной Армии и флоту… — эти слова, прозвучавшие однажды, были сродни тому самому салюту тридцатью залпами из тысячи орудий.
Даже спустя столько лет, я помнила каждое слово. Каждый вспыхивающий взгляд.
— Победа? Вы слышали, победа?! — то ли спрашивали, то ли сообщали все вокруг друг другу.
Невозможно было удержать внутри ту бурю, что была рождена этими словами. Она рвалась наружу смехом, радостными криками, слезами, которые никто не скрывал.
— Мам! Слышала? Победа же! — влетела я в дом. — А ты что это делаешь?
— Как что? Ты же сама сказала, что Победа. — Перелила горячую воду в ведро для полов мама, и снова ставя другое, с холодной, на печь. — Значит Война закончилась. Такая беда ушла, а за такой гостьей, как за смертью, полы нужно как следует вымыть, чтобы обратно не пришла.
Как бы странно это не звучало… Но убирались в тот день везде. То ли радость требовала немедленных действий, а уборка была самым простым выбором. То ли и правда верили в эту присказку, что за бедой нужно полы вымыть. Даже дорожки от дома и вдоль забора прометались берёзовыми вениками. И как-то так вышло, что и общую дорогу мы вымели, подняв облако
А вечером, в двадцать два часа, когда должен был начаться обещанный салют, Генка вышел за забор и сделал три выстрела из старого охотничьего ружья, оставшегося ещё от его отца, Михаила, сгинувшего на фронтах первой мировой.
— Дина, Дина, стой! — окрикнула меня через пару недель наша почтальонша. — От Тоси письмо! Вон, смотри, из Германии.
Письмо я принесла домой и положила на стол. И мы с бабушкой, как две кошки, всё вокруг стола ходили, да на письмо поглядывали. Но ждали маму.
— Чего это вы такие загадочные? — улыбнулась мама, снимая за порогом короткие ботинки, и беря с тумбочки толстые вязанные носки, в которых ходила по дому.
И замерла, зацепившись взглядом за конверт на столе.
— Аня, Тося? — выдохнула мама, подлетая к столу. — Что же вы молчите? И не прочитали ещё? Давно же наверное принесли!
Тося прислала несколько открыток, правда подписала, что сейчас Берлин выглядит не так. Ещё и фотографию. Она стояла в форме, в накинутой на плечи шинели, на фоне каких-то колонн и ступенек, а вокруг была огромная толпа солдат. Но главное, в том письме были несколько строк об Ане.
О старшей сестре мы ничего не знали, только то, что она ушла на фронт. Да наш сосед, военком, как-то обмолвился маме, чтоб она забыла о старшей дочери, и не вспоминала, пока война не закончится. Для её же блага.
— Разведка значит, — поджала тогда губы бабушка.
— Чего бы она там забыла? — удивилась тогда ещё мама.
— Внешность, язык, ты её кое-чему научила… — перебирала бабушка, словно думала вслух. — И правда, лучше и не вспоминать. А то здесь аукнемся, а где и как откликнется неизвестно.
С тех пор мы о сестре молчали. А если кто и расспрашивал, то пожимали плечами и не отвечали. Поэтому и буквально две строчки, что видела сестру, что жива и здорова, были так дороги. Пусть и без имени.
Но той весной для нашей небольшой семьи война не закончилась. От Ани и вовсе не было вестей, а Тося только осенью написала, что её часть выведена из боевых действий.
— Боевые девицы у меня внучки, — хмыкала бабушка. — Матрён, а не заневестится у нас там Тося-то? Девка видная, да при погонах.
— Давно бы уже написала, если б кого встретила, — улыбалась мама после смерти отца еле заметно. — Тося не Аня, в себе не удержит.
— А если он из этих, японцев? — размышляла вслух бабушка. — Интересно, если внучка жениха с тех краёв привезёт, его как считать? Как сувенир из далёкой страны или военный трофей?
— О! Тоська ещё и заикнуться не успела, а ты уже насмешничаешь! — фыркнула я, отвлекаясь от листочков с диктантами младших школьников.
Учителей не хватало, и те старшеклассники, что учились на отлично помогали. Кто-то с чтением, кто-то со счётом. Меня просили работы проверять.