Три шага сквозь время
Шрифт:
– Не показалось, – нахмурился отец. – Давно уже слышал я, что в наших садах повадился гулять Сарутахико Ками. Нет твоей вины в том, что ты уснул. Ибо сон был колдовским.
– Сарутахико? Но зачем ему делать мелкие пакости словно озорному духу?
– Кто знает, что на уме у ёкая? – заложив руки за спину, князь принялся мерять шагами залу. – Не иначе, что-то скверное. Встреча с этим племенем не сулит ничего хорошего.
Князь остановился.
– Назначаю тебе новый урок, сын. Немедленно отправляйся к настоятелю храма Кофукудзи, расскажи всё и спроси
Хидэёси поклонился отцу и поспешил к себе.
Дорога в храм шла через весь город. Когда молодой самурай покинул княжеский замок, солнце стояло в зените. На улицах было многолюдно: спешили по делам чиновники, толкали телеги уличные торговцы, возле лавок надрывали глотки зазывалы. В раскалённом воздухе витала дорожная пыль. Со стороны порта доносились крики чаек и человеческий гул; и ни дуновения ветерка.
По дороге ему приходилось постоянно огибать торговцев. Брать с собой мечи отец запретил, а без них молодому Хидэёси не спешили уступать дорогу. Единственную остановку он сделал возле каменного моста через Накасиму, где наскоро перекусил лапшой с водорослями, купленными у разносчика.
Кофукудзи выделялся среди других буддистских монастырей. Двухэтажный, с изогнутой черепичной крышей и тонкими деревянными колоннами, которые обвивали нарисованные драконы. Он напоминал замок заморских варваров и был построен таким не случайно. То был знак примирения между жителями Поднебесной и Страны восходящего солнца.
Почему отец послал Хидэёси именно в Кофукудзи, а не в храм поближе, оставалось для молодого самурая загадкой. Когда он вошёл во двор, на башне возле храма зазвонил колокол. Должно быть, наступило время молитвы.
Внутри святилища царила приятная прохлада, однако посетителей кроме него не оказалось. На алтаре будды Шакьямуни курились благовония; возле них молился монах, одетый в традиционное чёрное кимоно. Его седые волосы были заплетены в длинную косу, какие носили за морем.
– Где мне отыскать настоятеля Мокусу? – спросил у него Хидэёси.
– Считай, что ты его отыскал, молодой господин. Какое у тебя дело к скромному Мокусу?
– Меня послал к вам за советом мой отец, князь Нагасаки. Дело касается колдовства.
– Храм – не место для таких разговоров. Выйдем на задний двор, и там ты мне всё объяснишь.
Хидэёси последовал за монахом. За прогулкой среди мандариновых деревьев он рассказал монаху о вчерашнем происшествии.
– Второе солнце, – пробормотал настоятель.
– Что это может значить, Мокусу-сан?
– Поступки ёкаев сложно толковать. Каждый из них преследует свои цели, которые человеку, как правило, добра не приносят.
– Значит ли это, что он хотел меня обмануть?
– Мне не ведомо, зачем Сарутахико наслал сновидение. Но в одном я уверен, сон был вещим.
– Получается, Нагасаки грозит беда?
– Возможно. Некоторые ёкаи умеют видеть будущее, но только некоторые. А ещё они мастера наводить смуту в буйных головах. Юный ум, он что вязанка сухого хвороста – загорается вмиг. Твой сон может быть предупреждением или же хитрой ловушкой.
– Что же
– Ничего, молодой господин. Время подобно реке, и растущий посреди неё камыш не способен изменить её течения. Если Сарутахико открыл тебе правду, то что бы ты не делал – исход будет один. Если же сновидение ложно, то эта ложь была дана тебе во испытание. Добродетельный самурай с холодной головой не поддастся на хитрость демона.
– Какие же добродетели скрыты в бездействии? – возмутился Хидэёси.
– Терпение, смирение, мудрость – качества, которыми должен обладать каждый самурай. Увы, они приходят с возрастом, да и то не ко всем.
– Слишком уж они похожи на трусость и слабость.
– Ваш отец не согласился бы, Хидэёси-сан, – покачал головой монах.
Они дошли до храмовых ворот. Прощание вышло коротким оттого, что Хидэёси пытался не выдать своего гнева. Совет старого монаха, сидеть и ничего не делать, не пришёлся ему по душе.
По возвращении в замок Хидэёси пересказал отцу разговор с монахом. И тот, к его удивлению, полностью одобрил решение настоятеля.
– Со временем ты поймёшь, что поспешные решения приносят больше вреда, чем пользы, сын. В дела же потусторонних сил человеку лезь не следует и подавно.
Хидэёси почтительно поклонился. Воля князя – закон для его подданых, а воля отца – вдвойне закон для сына.
Ночью ему снова приснился сон.
Он стоял посреди руин храма Кофукудзи. Деревянные балки и стропила тлели посреди нагромождений почерневшего от копоти камня. Уцелели одни лишь ворота, торчащие посреди запёкшейся земли словно два клыка. С неба на них падали хлопья серого снега.
Хидэёси растёр в руке несколько снежинок, и ладонь тотчас же почернела. Снег оказался пеплом, падающим в таком количестве, будто неподалёку извергался Ундзэн-дакэ. Но Хидэёси знал, что вулкан здесь ни при чём. Пепел появился после того, как в Нагасаки вспыхнуло второе солнце.
Проснулся он посреди ночи в холодном поту. Накинув нижнее кимоно, вышел во двор замка, чтобы подышать воздухом и успокоиться. Однако слабый ветерок, дувший со стороны гор, не приносил с собой свежести. Казалось, что воздух пахнет застоявшейся водой с террас. Ни с того, ни с сего Хидэёси вспомнились детские рассказы Дзиро о том, что на вершине горы Хайама обитает монах-отшельник. Приятель утверждал, что тот отшельник на самом деле вовсе не человек, а живший сотни лет в здешних местах ёкай. На горе он поселился, чтобы спрятаться подальше людей.
Хидэёси поспешно вернулся в комнату, надел уличное кимоно и опоясался клинками. Затем он направился к тайным воротам. Как назло, у ворот этой ночью дежурил Дзиро. Завидев приятеля, он громко удивился.
– Не шуми, весь замок перебудишь, – зашипел на него Хидэёси. – Мне надо отойти по делам, но я не хочу никого тревожить.
– Это какие же дела у самурая по ночам?
– Хочу искупить вину за проваленное испытание.
– А при чём тут ночная вылазка?
– Пойду к монаху.