Три смуты на одну жизнь
Шрифт:
В один год нашу семилетку закрыли. Тётушки организовали в своём доме небольшую школу для племянниц и племянников. В ней я получила больше знаний, чем за три года в семилетке, в которой историю вообще не преподавали. Упомянутого выше Демьяна Бедного мы учили, зато под запрет попали Пушкин, Гоголь и Лермонтов как буржуазно вредные для коммунистического завтра писатели и поэты. Не знаю, может, только Украина отличилась этим. Наркомом просвещения в незалежной был некто Скрипник. Ходили разговоры – вредитель.
Дедушка Герман Нейфельд
Дедушка по отцовской линии Герман Германович Нейфельд был человеком энергичным. Он и два его брата Яков и Генрих получили после смерти отца-крестьянина по завещанию по 30000 рублей. Яков и Генрих остались крестьянами,
В Молочанске он имел пивоваренный, уксусный и лимонадный заводы. Кроме того – большой магазин. Было у него одно поместье в Крыму, а второе на Северном Кавказе.
Деда Германа помню совсем чуть-чуть, мне шёл четвёртый год, когда он умер. Случилось это поздней осенью 1914 года. Мы со старшим братом Генрихом (в семье звали его Гейнцем) болели корью. Под присмотром няни сидели в столовой на широком подоконнике, смотрели на похоронную процессию. Во дворе стояло много-много людей в чёрном, и вот гроб с дедушкой понесли… И ещё одно смутное воспоминание: дедушка сидит за пианино и одним пальцем играет хоралы. Воспоминание нечёткое, но почему-то во мне живёт твёрдая уверенность – играл именно хоралы.
Мама про дедушку много рассказывала. Был добрым по натуре, постоянно помогал бедным, выделял средства для церкви, а также меннонитскому обществу.
Дедушка жил бы да жил (умер в сорок с небольшим), подкосил плен, в котором оказался в 1909 году. Беда и счастье зачастую рядом ходят: мама с папой были женихом и невестой, а в этот их неповторимый период с дедушкой произошёл страшный случай. Поехал на Кавказ посмотреть, что и как в его имении, да угодил в руки шайки абрека Заура. В тридцатые годы вышел фильм про пламенного борца за справедливость джигита Заура, этакого кавказского Робин Гуда XIX века. Пленивший дедушку Заур робингудством не отличался – бандит с большой дороги. По требованию разбойников дедушка запросил у бабушки сорок тысяч рублей. В такую сумму оценили голову пленника абреки. Знали, кто оказался в их руках, и какой выкуп с него можно сорвать. Обставили операцию по всем законам детективного жанра: сумму потребовали доставить в такой-то день, во столько-то часов, в такое-то место. В противном случае – «как баран буду тэбя рэзать!»
Ультиматум отправили бабушке в Молочанск, тем временем дедушку вознамерились упрятать от посторонних глаз. Посадили на лошадь, привязали и повезли ценным грузом в горы.
С наступлением темноты шайка бандитов остановилась на ночлег у придорожной сакли. Неказистое строение из камня с травой на крыше. Дедушку завели вовнутрь, приставили к нему охранника, остальные разбойники расположились под открытым небом. Дедушкин страж сел поближе к входу, дедушке показал на дальний угол, где лежала грубая кошма. Устав от переживаний, путешествия на лошади дедушка забылся тревожным сном. Вдруг трах-бах: стрельба, резкие крики горцев. Дедушка вскинулся с кошмы от мысли: перестрелка не оттого ли возникла, что вор у вора хочет ворованное украсть? Другая банда, их хватало на Кавказе, нагрянула с желанием отнять у Заура выгодного пленника. В сакле кромешная темнота. Дедушка тихонько переполз в другой угол. Будто кто подсказал: так следует поступить. Затаился на новом месте, вдруг гром выстрела – охранник саданул из винтовки в то место, где прежде сидел пленник, и выскочил из сакли.
То ли был ему наказ, в случай чего стреляй на поражение, чтобы ни себе, ни людям не достался пленник, то ли от перепуга нажал на курок. Дедушка подумал про первый вариант. Сейчас войдут проверить меткость выстрела и добьют, удостоверившись в обратном. Попытался прикинуться убитым и… услышал русскую речь.
Дедушке необыкновенно повезло. Месяца за полтора до того, как он оказался в руках Заура, другая шайка похитила русского помещика по фамилии Мясоедов. Воровством с целью выкупа кавказцы постоянно промышляли. Как и моему дедушке, помещику поставили условие – деньги на бочку или «секир башка будэм дэлат!». У жены помещика средств для выкупа не имелось. Решительная женщина не впала в панику, обратилась к царю: всемилостивейший государь, помогите… Была она из дворянского рода, предки верой и правдой служили Екатериной Великой, Павлу I,
Последний в ночном переходе случайно набрёл на саклю с дедушкой и освободил его. Помещик, как оказалось, задолго до этого совершил дерзкий побег. Перехитрил горцев и ушёл от них ночью. Около месяца прятался в кукурузе, питаясь только ею.
Банда Заура оказала отчаянное сопротивление русскому отряду, в перестрелке был убит офицер и несколько солдат. Разбойники, раздосадованные потерей огромного барыша, разбегаясь, кричали: «Зарэжэм! Если ни эта Нейфелд, так его сын или баба!»
Тем временем бабушка, ничего этого не зная, отправила на Кавказ нарочного с выкупом – сорока тысячью рублями. Тот прибыл с саквояжем, полным денег, в назначенное бандитами место. Но шайка разбойников после столкновения с русским отрядом ушла в горы. Заур решил: жадная «баба» вместо «дэнга» за мужа наслала солдат на абреков. Нарочный подождал-подождал связного от джигитов-разбойников и, не дождавшись оного, вернулся с деньгами в Молочанск.
После этого дедушка сразу продал имение на Кавказе, в благодарность Богу за спасение раздал одну часть денег, предназначавшихся для его выкупа, вдове офицера и вдовам солдат, что погибли при его освобождении, другую выделил церкви.
Перед смертью дедушка написал завещание, передавая всё бабушке, но при этом сразу указал, кому из детей и что должна завещать бабушка после своей смерти. Но завещать ничего не пришлось – новые времена разделили наследство по-своему.
Бабушка Эмилия
Бабушка – Эмилия Нейфельд (урождённая Гамм) была маленькой, толстенькой женщиной и большой любительницей стряпать. Несмотря на то, что полный дом был прислуги, не выходила из кухни. И ещё имела одну особенность – аккуратная до невозможности. Неукоснительно следовала правилу: каждая вещь в доме должна иметь своё место и находиться непременно там, где ей по штату положено, никак не иначе. Сдвинутый стул, переставленная статуэтка, отдёрнутая штора вызывали недовольство. По рассказам мамы, бабушка не отличалась щедростью. Был свой у нас в хозяйстве свинарник, забивали сразу по шесть свиней. Окорока, грудинку и колбасу коптили в больших количествах. Однажды несколько окороков от длительного хранения заплесневели, бабушка решила, чем выбрасывать добро, лучше отдать на кухню, кормить рабочих. Узнав об этом, дедушка разгневался: «Не смей этого делать!»
Когда бабушка спросила у больного дедушки, после подписания им завещания, сколько средств выделил на помощь бедным, он ответил: «Твоё сердце и совесть сами подскажут». Не стал бабушку расстраивать из-за больших сумм.
Когда нас в советское время выгнали из дома, мы одно время обосновались у тётушек по маме Оле, Лене и Кати Вильмс, с бабушкой я жила в одной комнате. В мои обязанности входило чесать ей по вечерам спину щёткой, утрами заплетать тоненькую косичку. Бабушка мне с гордостью рассказывала, что её сватали аж семь женихов. Перечисляла их имена. Говорила, что дедушка за ней красиво ухаживал и допытывался: любит она его или нет? Ему важно было знать её чувства. На что бабушка кокетливо отвечала, что Иисус Христос велел всех любить. Она родила одиннадцать детей, но выросли только четверо. Мой отец, Герман Германович Нейфельд, был старшим ребёнком в семье. Он окончил молочановское реальное училище, потом мелитопольское коммерческое.
Второй сын бабушки и дедушки – Генрих Германович Нейфельд, которого мы, его племянники, звали почему-то дядей Андрюшей. Живым его плохо помню, зато убитый врезался в память, расскажу об этом обязательно. По словам мамы, был нехорошего поведения. Женился на полячке по имени Геня. Наверное, «нехорошего», что не на немке женился, у меннонитов с этим было строго. После смерти дяди Андрюши Геня, когда пришли красные, вышла замуж за командира сибирского полка Красной армии, некого Верномудрова и вскоре уехала с ним и пятилетним сыном Вилли в Сибирь. Их след навсегда затерялся.