Три составляющие любви. Сборник рассказов
Шрифт:
В свободное время, как я уже сказал, мы играли и в карты. Конкретно, в преферанс. Преферансу научил всех я. До меня все играли в дурака, 66, 1001 и еще что-то там. Я в эти игры играть сразу наотрез отказался, сказав, что тот, кто научился играть в преферанс, уже никогда не сядет играть в эти скучные и неинтересные примитивные игры. А в преферанс я научился играть еще на первом курсе университета. Мне сказали: «Чёрт с тобой, уговорил, обучай и нас преферансу!».
Через неделю обучения единственная дама в нашей смене – работала она инженером, и звали её Тамара – призналась, что
Почти в каждой смене было по одной-две женщины. По выходным дням, когда наша столовка не работала, они готовили на кухне завтраки, обеды и ужины.
Тамара была женщиной эмоциональной. Очень расстраивалась, чуть ли не до слёз, если проигрывала, но и очень радовалась, как ребёнок, если выигрывала. Один раз она меня даже треснула по голове свёрнутым в трубку журналом «Радиосвязь и радиовещание». Но причиной тому уже был не преферанс, а фокус. Фокусов, в том числе и карточных, я знал множество и частенько их показывал. Но секреты сразу не раскрывал – только через несколько дней. Любил, так сказать, позаводить, поинтриговать публику. Особенно Тамару. Да и как иначе? Чудо остается чудом, пока не знаешь, как оно устроено, формулы его секрета. А узнал – всё, уже не интересно, уже не чудо.
– Внушение мысли на расстояние! – говорил, к примеру, я Тамаре. – Возьми в руки колоду карт. Взяла? А теперь наугад, не подсматривая и не глядя, дай мне бубновую семёрку.
Я брал в руки карту, поданную мне Тамарой, а та, к примеру, оказывалась не бубновой семёркой, а пиковым валетом.
– А теперь, не глядя, дай мне пикового валета! – приказывал я Тамаре, пристально глядя ей в глаза. Тамара вытаскивала мне, к примеру, десятку червей.
– А теперь десятку червей! – приказывал я.
Ну и так карт пять-семь, которые затем эффектно выбрасывал на стол. Одна из карт, как правило, не совпадала с теми, что я просил, но эту мелочь обычно мало кто замечал. А если и замечал – ну подумаешь, чуть-чуть не совпало.
Две смены, я помню, внушал Тамаре таким образом свои мысли, а потом раскрыл секрет фокуса, развеяв свой ореол Вольфа Мессинга, телепата и экстрасенса.
Между прочим, скажу я, самые эффектные, самые зрелищные фокусы – это как раз самые простые.
В один из летних вечеров, когда все мои запасы фокусов за несколько лет работы на радиостанции уже были практически исчерпаны, я продемонстрировал сидящей за столом немногочисленной публике из трех человек, в числе которых была и Тамара, очень зрелищный фокус с исчезновением спичек.
– Смотрите внимательно, – сказал я и, взяв в руки спичку, стал водить ими по поверхности стола. – А теперь фу! – дунув на руки и подняв их, я показал ладони с расставленными пальцами – спички не было.
– А ну-ка, поверни ладони другой стороной! – приказала мне Тамара.
Я повернул ладони и так и этак. Рубашка, в которой я сидел за столом, была с короткими рукавами, поэтому предположение «спичка в рукаве» отпадало.
– Выбросил, наверно, незаметно в сторону, подальше, щелчком, – предположила Тамара, чуть
– Показываю еще раз для всяких сомневающихся и не верующих в телекинез и трансформацию материи! – сказал я и, вытащив еще одну спичку из коробка, повторил с ней все предыдущие таинственные манипуляции, результатом которых стало очередное исчезновение спички.
После того, как я повторил этот фокус, наверно, в пятый раз, Генка, старший электромеханик в нашей смене, рассмеялся:
– Как это я сразу не догадался!
– Ну-ка, расскажи! – заерзала в нетерпении Тамара.
– Не, не расскажу.
– Я, кажется, тоже догадался! – ухмыльнулся Витька, электромонтер.
– Ну, ребята, ну расскажите! – стала умолять всех Тамара.
Через пару часов я, не выдержав Тамариного натиска, сдался.
– Смотри, – сказал я ей и, взяв уже двумя пальцами спичку, стал водить ею по столу. – А теперь раз, и спичка проваливается в это отверстие.
Отверстие это в деревянной крышке стола когда-то просверлил я электрической дрелью – нечаянно, поленившись подложить под медную шину деревянный брусок. Стол был уже старенький, поверхность его была обшарпана, и поэтому тонкое отверстие сразу заметить было очень трудно.
– Вот они, – сказал я и, выдвинув ящик из-под крышки стола, достал исчезнувшие пять спичек.
И чем больше смеялся Генка с Витькой, а глядя на них и я, тем больше злилась Тамара. Кончилось тем, что я получил от неё журналом по голове.
Рыжик
Сергей Павлович находился на кухне, когда в прихожей раздался звонок. Дочь Оля, третьеклассница, делала домашнее задание у себя в комнате.
Открыв дверь, Сергей Павлович увидел перед собой девочку лет десяти. На руках она держала большого рыжего кота.
– Здравствуйте, – сказала девочка.
– Здравствуйте, – ответил Сергей Павлович, с интересом разглядывая стоявшую у двери парочку. Кот тоже с интересом посматривал на Сергея Павловича своими зелёными глазами с вертикальными черточками зрачков.
– Это вы давали объявление? – спросила девочка.
– Какое объявление?
– Десятый дом, двадцать первая квартира. Потерялся рыжий котёнок. Кончик хвоста, ушки, грудка и передние лапки белые, глаза зеленые.
– М-м-м… – на секунду задумался Сергей Павлович. – Да, давали. В позапрошлом году. Уж не хочешь ли ты сказать, что этот кот и есть тот самый рыжий маленький котёнок?!
– Да, это он. Я читала ваше объявление, но решила Рыжика не отдавать. Простите меня.
– Мы его тоже Рыжиком называли. А что такое, если не секрет, случилось, что ты решила с ним расстаться?
– Мы уезжаем. Насовсем. Далеко. Уже сегодня. И мама сказала, чтобы я его кому-нибудь отдала.
На глазах девочки навернулись слёзы.
– Ты правильно поступила, решив отдать его именно нам. Не плачь, – улыбнулся Сергей Павлович и осторожно принял из рук девочки кота.
– Прощай, Рыжик! – поцеловав в нос кота, сказала девочка и, развернувшись, сбежала по лестнице.