Три страны света
Шрифт:
Кирпичов принимает меры. Мера первая: при появлении корреспондента, пришедшего сделать справку, приказчик сообщает его адрес в комнату конторы; там конторщик, приставляющий счетам ноги, поспешно раскрывает толстую книгу и, отыскав в ней счет по адресу корреспондента, отмечает против этого счета: отправлено тогда-то; после чего корреспондента просят пожаловать.
– Скажите, пожалуйста, – с удивлением спрашивает он, смотря на отметку, – отчего ж я не получил, если вещи отправлены уже полгода тому назад?
– Не знаем-с, – отвечает конторщик, – надо справиться на почте; пожалуйте через несколько дней.
– Позвольте, –
– Что это? – говорит он, смотря на отметку. – Чернила, кажется, свежие… как будто сейчас только написано… а?
И он подозрительно смотрит на конторщика, а конторщик старается не смотреть на корреспондента.
– Такие уж чернила-с, – отвечает, поправившись, конторщик и закрывает скорее книгу.
– А если я узнаю, что вещи не были посланы?
– Нет-с! как можно-с! У нас – исправность. Известно всему иногороднему человечеству… Сколько благодарственных писем; можно показать-с.
И конторщик идет к шкафу показывать благодарственные письма, а корреспондент уходит, махнув рукой на благодарственные письма и обещаясь притти через несколько дней за справкой.
Этой проделкой нельзя долго скрывать тайны, но Кирпичову тольько бы выиграть время. У него много надежд. Он разъезжает. Едет он к одному человечку, о котором было и позабыл, а этот человечек когда-то приставал к нему: возьми его в компаньоны, да и только: не придумаю, говорит, что делать мне с деньгами, а вы, мол, знаете, что с ними делать; да тогда Кирпичову что за охота была связываться; у него первый пункт всякого условия по торговле: "А в дела мои, Кирпичова, не вмешиваться"; а теперь вот он и пригодился, этот человечек.
Приезжает он к нему.
– А подо что? – спрашивает человечек. – Под движимое или недвижимое?
Человек знал уже, каковы дела у Кирпичова.
– Вот дурак! – говорит про себя Кирпичов и едет к береговым ребятам, с которыми сошелся не так давно. Береговые ребята – славные ребята! шампанское у них – ковшами. Для друга – ничего заветного. Деньги – плевое дело: не откажут, только заикнись. Только трудно застать; здесь им тесно: как раскутятся, норовят все в Кронштадт аль в Шлюшин – вон куда! Зато в нужде – якорь спасения!
Приезжает.
– Что не приходил вчера! – пеняют ему береговые ребята. – А уж как мы!.. ящик целехонький уходили, слышь ты, вот сквозь землю провалиться! Да ведь ты, знаешь, голова. И уха была на шампанском, стерляжья уха. А теперь и денег нет. Погоди вот ужо.
Едет теперь Кирпичов – у него много надежд – едет к одному старичку, чтоб он помог ему просить помощи от правительства во внимание к понесенным убыткам, а равно к полезной деятельности его на коммерческом поприще и несомненным заслугам, заключающимся в распространении просвещения в отечестве изданием полезных книг и быстрою рассылкою к покупателям, рассеянным по обширному пространству России. Кирпичов везет, с собой и записку, где изложено все его дело, – дело страшное, вопиющее противу неблагородности иногородних к его неутомимым трудам, которые добровольно, бескорыстно нес он для них, проникнутый сознанием доброго дела; в ней изложено и как он устроил свой магазин на новых основаниях, соответствующих
Старичок, лишенный зрения и слуха, радушно принял Кирпичова, усадил его в кресло, предварил чтоб он читал как можно громче, потом предался весь слуху и ожидал, в чем дело. Кирпичов читал.
– Как? – прерывал его старичок после всякой фразы. – Ничего не слышу, ничего, – повторял он грустно.
И Кирпичов перечитывал снова. Наконец история прослушана; оставалось заключение.
– "Затем, – продолжал читать Кирпичов, – мне не было другого выхода из этого затруднительного положения, в которое я поставлен был в отношении к кредиторам, как продать весь лучший товар по самой убыточной цене…"
– Как? – прервал опять старичок.
Кирпичов надседался, перечитывая снова прочитанное. Старичок прокричал наконец:
– Гм! хорошо! – Чтение продолжалось.
– "…а впоследствии удовлетворять кредиторов деньгами, поступавшими на разные закупки от иногородных лиц, в прилагаемом списке означенных…"
Старичок остановил Кирпичова.
– В прилагаемом списке? – спросил он. – Где же список?
Кирпичов показал.
– Читайте же теперь прилагаемый список. Все по порядку.
Вспотевший Кирпичов читал, обтершись платком:
– "Из Полтавы, ***, 600 р., дамские наряды. Из Енисейска, ***, 200 р., шуба. Из Ярославля, ***, 400 р., флигель, слуховая труба…
– Какая труба?
– Слуховая! – кричал Кирпичов.
– А на что ему?..
– Вероятно, глух.
– А?
– Вероятно, глух-с! – крикнул Кирпичов старичку в самое ухо.
– Да. А вы и не послали…
Лицо старика выразило: тоску. Кирпичов продолжал:
– "Из Перми, ***, 800 р., ружье, дамские наряды…"
Старичок дремал.
– "Из Перми, ***, 100 р., разных назидательных книг, и образа…"
Старичок остановил Кирпичова.
– Назидательных книг? Что же? – спросил он, забыв, в чем дело.
– Он выписывал назидательные книги, – объяснял Кирпичов, – с приличным титулом.
– Да. Ну и посланы?
Кирпичов молчал.
– А?
– Никак нет-с. Это список лиц-с, которым…
– Как нет? назидательные-то, книги?.. – восклицал старичок в изумлении, поднимаясь с кресел и уставив глаза на Кирпичова. – Да молитесь ли вы, батюшка, богу?
– Что ж делать, – отвечал струсивший Кирпичов. – Вот принимаю меры-с…
Старичок ничего не слышал и боязливо пятился от Кирпичова.
– А читали ли вы Уголовное уложение? – спрашивал он. – Ведь вы… ведь вы… знаете ли, кто вы?.. Подите, подите!!
Старичок затрясся.
Кирпичов бормотал что-то и молил его спасти от банкротства.
– От чего спасти?
– От банкротства.
– А?
– От банкротства! – крикнул Кирпичов во всю мочь и боязливо прислушивался, как зловещее эхо в больших комнатах старичка несколько раз повторило: