Три страны света
Шрифт:
Она, кажется, заметила впечатление, которое произвела на меня, и, лукаво улыбнувшись, убежала из комнаты.
– Ох, эта Лиза! – сказала старушка, провожая глазами свою внучку. – Вы, пожалуй, подумаете, Семен Никитич, что она дитя… Нет, батюшка, ей уже девятнадцать лет.
Я не хотел заметить доброй старушке, что жгучие взгляды внучки лучше всего говорят, сколько ей лет. Весь тот день я провел у старушки, не спуская глаз с Лизы, которая казалась мне то капризным ребенком, то страстной женщиной.
– Завтра,
Назначили час.
Очутившись на улице, я почувствовал, что голова моя горит; в ушах так шумно, точно я угорел. Смуглое личико и жгучие глаза Лизы ни на секунду не давали мне покоя. Я не лег спать, а всю ночь просидел с карандашом, рисуя это чудное личико. К утру я сел на диван, поджав ноги, и так просидел несколько часов, припоминая каждое слово, каждое движение смуглой девушки. Мне было весело.
Часом ранее условленного времени явился я к старушке. Мы долго ждали Лизу; старушка несколько раз посылала будить ее. Наконец Лиза явилась с лицом, в котором и тени не было сна. Она сухо кивнула мне головкой и поцеловала у бабушки руку.
– Лиза, как это тебе не стыдно заставлять ждать себя! ведь Семен Никитич трудами живет! – наставительно сказала старушка.
Лиза с презрением посмотрела на меня и, проходя мимо, сказала:
– Вольно же вам было так поторопиться… Уж если б не скука лежать, я бы вас!
Она улыбнулась и выбежала.
Я стал готовиться, разложил краски и карандаши. Явилась Лиза с своими котятами.
– Лиза, опять котята… как не стыдно! – сказала старушка.
– Ах, бабушка! надо же мне что-нибудь держать в руках. Посмотрите, как будет мило! – прибавила она, обращаясь ко мне, и села на стул.
Сложив руки на груди и закинув головку назад, Лиза лукаво глядела на меня.
– Не правда ли, так будет хорошо?
Она улыбнулась и переменила положение.
Я ничего не отвечал: я не мог еще опомниться, пораженный чрезвычайно грациозной позой, которую она за минуту приняла.
– Неужели так будет лучше?
И Лиза сбросила котят на пол, вытянулась и сделала бессмысленные глаза, – но в ту же минуту покатилась со смеху и, поймав котят, приняла прежнюю позу.
Старушка молча взяла с колен внучки котят и унесла их. Лиза насмешливо глядела ей вслед и, обратясь ко мне, строго сказала:
– Я хочу, чтобы я была нарисована с котятами; слышите?
Я кивнул головой, не сводя с нее глаз. Старушка возвратилась и с гордостью спросила свою внучку:
– Что, будешь смирно сидеть?
– Нет, бабушка! – отвечала Лиза.
– Отчего?
– Мне смешно, право смешно.
И Лиза стала смеяться.
– Ну, отчего тебе смешно? – сердито сказаластарушка.
– Выйдите, бабушка, я
Старушка ушла. Проводив ее лукавым взглядом, Лиза вскочила со стула и запрыгала, как дикарка. Корпус ее гнулся во все стороны, – точно у ней не было костей.
– Вам угодно, чтоб я рисовал ваш портрет? – спросил я, чувствуя, что весь горю.
– Разумеется, нет! изволь сидеть два часа, как кукла; на тебя смотрят, рассматривают тебя, как какое-нибудь чудовище!
И Лиза расхохоталась, заглянув в зеркало.
– Лиза, не болтай! – закричала старушка из другой комнаты.
Лиза, как кошка, на цыпочках подкралась к своему стулу и села. Устала ли она или уж сжалилась надо мною, но, наконец, после долгого спора, уселась, как я желал. Только я никак не мог уговорить ее, чтоб она смотрела в другую сторону. Нет, ее жгучие глаза прямо были устремлены на меня. Стараясь скрыть свое смущение, я чинил карандаши, ломал их и снова чинил, натирал краски. Вдруг Лиза вскрикнула, вскочила со стула и залилась истерическим смехом; потом она, упала на диван и, помирая со смеху, принимала такие чудесные позы, что я, как держал в руках краски, так и остался неподвижен.
Вошла старушка и, слегка покраснев с досады, сказала: – Это уж из рук вон, Лиза!
– Бабушка… посмотрите… ха, ха, ха! – сказала внучка, указывая на меня.
Старушка, поглядев на меня, усмехнулась и покачала головой.
– Ну, есть тут чему смеяться? – сказала она. – Семен Никитич, вы себя краской мазнули.
И старушка указала мне на, щеку. Я начал стирать краску.
– Не троньте! – нежно закричала Лиза и с ужимками котенка стала ласкаться к бабушке, целовала ее и вела к двери, приговаривая:
– Бабушка, голубушка, я не буду шалить, простите, уйдите, право буду хорошо сидеть.
Я заметил, что старушка исполняла все, что хотела внучка. И теперь она вышла; мы опять остались одни.
– Дайте мне палитру и кисть, – умоляющим голосом сказала Лиза и, не дожидаясь, вырвала у меня из рук, что просила.
Я с восторгом глядел на нее, не понимая, что она хочет делать. Смеясь, она подошла к зеркалу и начала себе раскрашивать лицо с таким искусством, как будто от рождения только этим и занималась.
– Так хорошо!.. а?.. – поминутно спрашивала она, оборачивая ко мне лицо.
Раскрасив его, она распустила свою косу, которая чуть не доставала до полу, и, любуясь собой в зеркало, спросила: – Не правда ли, я похожа на дикую?
– Красавицу! – прибавил я невольно.
– Так я вам нравлюсь? – наивно спросила она. Я молчал.
– Ах! – вскликнула она и, нежно посмотрев на меня, подошла ко мне и сказала: – Позвольте мне вам раскрасить лицо: будемте дикими! Вы первый начали! – прибавила она с усмешкой.