Три толстяка (Худ. И. Харсекин)
Шрифт:
— А что внутри этого смешного чучела? — спросил кто-то и больно щелкнул продавца по лбу.
— Должно быть, конфеты.
— Или шампанское…
— Очень интересно! Очень интересно!
— Давайте сперва отрежем эту голову и посмотрим, что получится…
— Ай!
Продавец не выдержал и сказал очень внятно:
— Ай! — и раскрыл глаза.
Любопытные отпрянули. И в этот момент в галерее раздался громкий детский крик:
— Кукла! Моя кукла!
Все прислушались. Особенно взволновались Три Толстяка и государственный канцлер.
Крик перешел в плач.
— Что такое? — спросил первый Толстяк. — Это плачет наследник Тутти!
— Это плачет наследник Тутти! — в один голос повторили второй и третий Толстяки. Все трое побледнели. Они были очень испуганы.
Государственный канцлер, несколько министров и слуги понеслись к выходу на галерею.
— Что такое? Что такое? — шепотом зашумел зал.
Мальчик вбежал в залу. Он растолкал министров и слуг.
Он побежал к Толстякам, тряся волосами и сверкая лаковыми туфлями. Рыдая, он выкрикивал отдельные слова, которых никто не понимал.
«Этот мальчишка увидит меня, — заволновался продавец. — Проклятый крем, который мешает мне дышать и двинуть хотя бы пальцем, конечно, очень понравится мальчишке. Чтобы он не плакал, ему, конечно, отрежут кусочек торта вместе с моей пяткой».
Но мальчик даже не посмотрел на торт. Даже чудесные воздушные шары, висевшие над круглой головой продавца, не привлекли его внимания.
Он горько плакал.
— В чем дело? — спросил первый Толстяк.
— Почему наследник Тутти плачет? — спросил второй.
А третий надул щеки.
Наследнику Тутти было одиннадцать лет. Он воспитывался во Дворце Трех Толстяков. Он рос как маленький принц. Толстяки хотели иметь наследника. У них не было детей. Все богатство Трех Толстяков и управление страной должно было перейти к наследнику Тутти.
Слезы наследника Тутти внушили Толстякам больший страх, нежели слова оружейника Просперо.
Мальчик сжимал кулаки, размахивал ими и топал ногами.
Не было предела его гневу и обиде.
Никто не знал причины.
Воспитатели выглядывали из-за колонн, боясь войти в зал. Эти воспитатели в черных одеждах и в черных париках походили на закопченные ламповые стекла.
В конце концов, немного успокоившись, мальчик рассказал в чем дело…
— Моя кукла, моя чудная кукла сломалась!.. Мою куклу испортили. Гвардейцы кололи мою куклу саблями…
Он опять зарыдал. Маленькими кулаками он тер глаза и размазывал слезы по щекам.
— Что? — заорали Толстяки.
— Что?
— Гвардейцы?
— Кололи?
— Саблями?
— Куклу наследника Тутти?
И весь зал сказал тихо, как будто вздохнул:
— Этого не может быть!
Государственный канцлер хватился за голову. Тот же нервный мельник снова упал в обморок, но моментально пришел в себя от страшного крика первого Толстяка:
— Прекратить торжество! Отложить все дела! Собрать совет! Всех чиновников! Всех судей! Всех министров! Всех палачей! Отменить сегодняшнюю казнь! Измена во дворце!
…Вот
Поднялся переполох. Через минуту дворцовые кареты поскакали во все стороны. Через пять минут со всех сторон мчались ко дворцу судьи, советники, палачи. Толпа, ожидавшая на Площади Суда казни мятежников, должна была разойтись. Глашатаи, взойдя на помост сообщили этой толпе, что казнь переносится на следующий день по причине очень важных событий.
Продавца вместе с тортом вынесли из зала. Обжоры моментально отрезвели.
Все обступили наследника Тутти и слушали.
— Я сидел на траве в парке, и кукла сидела рядом со мной. Мы хотели, чтобы сделалось солнечное затмение. Это очень интересно. Вчера я читал в книге. Когда происходит затмение, днем появляются звезды.
Он набил слезами полный рот и не мог говорить. И вместо него рассказал всю историю воспитатель. Последний, впрочем, тоже говорил с трудом, потому что дрожал от страха.
— Я находился невдалеке от наследника Тутти и его куклы. Я сидел на солнце, подняв нос. У меня, на носу прыщ, и я думал, что солнечные лучи помогут мне избавиться от некрасивого прыща. И вдруг появились гвардейцы. Их было двенадцать человек. Они возбужденно о чем-то говорили. Поровнявшись с нами, они остановились. Они имели угрожающий вид. Один из них сказал, указывая на наследника Тутти: «Вот сидит волчонок. У трех жирных свиней растет волчонок». Увы! Я понял, что означали эти слова.
— Кто ж эти три жирных свиньи? — спросил первый Толстяк.
Два остальные густо покраснели. Тогда покраснел и первый. Все трое сопели так сильно, что на веранде раскрывалась и закрывалась стеклянная дверь.
— Они обступили кольцом наследника Тутти, — продолжал воспитатель. — Они говорили: «Три свиньи воспитывают железного волчонка. Наследник Тутти, — спрашивали они, — с какой стороны у тебя сердце?» — «У него вынули сердце. Он должен расти злым, черствым, жестким, с ненавистью к людям»… — «Когда сдохнут три свиньи, злой волк заступит их место».
— Почему же вы не прекратили этих ужасных речей? — закричал государственный канцлер, тряся воспитателя за плечо. — Разве вы не догадались, что это изменники, перешедшие на сторону народа?
Воспитатель был в ужасе. Он лепетал:
— Я это видел, но я их боялся. Они были очень возбуждены. А у меня не было никакого оружия, кроме прыща… Они держались за эфесы сабель, готовые ко всему. «Посмотрите, — сказал один из них, — вот чучело. Вот кукла. Волчонок играет с куклой. Ему не показывают живых детей. Чучело, куклу с пружиной, дали ему в товарищи». Тогда другой закричал: «Я оставил в деревне сына и жену. Мой мальчик, стреляя из рогатки, попал в грушу, висевшую на дереве в парке помещика. Помещик велел высечь мальчика розгами за оскорбление власти богачей, а его слуги поставили мою жену к позорному столбу». Гвардейцы начали кричать и наступать на наследника Тутти. Тот, который рассказывал про мальчика, выхватил саблю и ткнул ею в куклу. Другие сделали то же…