Три товарища и другие романы
Шрифт:
Легко позабыв про Кестера с его предостережениями, я вылез из «кадиллака», уступая ей руль.
– Но я действительно не умею, – сказала она, волнуясь.
– Неправда, – возразил я. – Умеете. Только не знаете этого.
Я показал ей, как действуют коробка скоростей и сцепление.
– Вот и все, очень просто. А теперь вперед!
– Подождите! – Она показала на одинокий автобус, медленно пробиравшийся по улице. – Давайте сначала пропустим!
– Ни в коем случае! – Я быстро включил скорость и сцепление.
Она судорожно вцепилась
– О Боже, мы едем слишком быстро!
Я посмотрел на спидометр.
– Вы едете сейчас со скоростью ровно двадцать пять километров в час. На самом деле – не больше двадцати. Неплохой темп для стайера.
– А мне кажется, что не меньше восьмидесяти.
Через несколько минут первоначальный страх исчез.
Мы ехали вниз по широкой прямой дороге. «Кадиллак» слегка петлял, словно вместо бензина в баке у него был коньяк, да несколько раз едва не потерся шинами о бортик тротуара. Но постепенно дело наладилось, приняв тот самый оборот, которого я желал: неожиданно мы превратились в учителя и ученицу, и я пользовался преимуществами своего положения.
– Внимание – полицейский! – сказал я.
– Остановиться?
– Слишком поздно.
– А что будет, если меня остановят? Ведь у меня нет водительских прав.
– Нас обоих посадят в тюрьму.
– Господи, какой ужас! – От страха она стала тыкаться ногой в тормоз.
– Газ! – крикнул я. – Нажмите на газ! Еще! Мы должны промчаться гордо и смело. Дерзость – лучшее средство борьбы против закона.
Полицейский не обратил на нас ни малейшего внимания. Девушка облегченно вздохнула.
– До сих пор я не знала, что обыкновенный регулировщик может походить на огнедышащего дракона, – сказала она, когда мы отъехали от него на несколько сот метров.
– Он превратится в дракона, если на него наехать. – Я медленно нажал на тормоз. – Вот тут у нас замечательная пустынная улица, на нее и свернем – поупражняемся в свое удовольствие. Сперва поучимся трогаться с места и останавливаться.
Трогаясь, Патриция несколько раз глушила мотор. Она расстегнула меховую куртку.
– Уф! Становится жарко! Но я должна научиться!
Она сидела за баранкой с видом старательной ученицы и внимательно следила за моими объяснениями. Потом она сделала несколько первых поворотов, сопровождая их воплями ужаса и возгласами ликования; встречных машин, их бьющих фар она дьявольски пугалась, зато и бурно радовалась, когда удавалось с ними разминуться. Вскоре в маленьком, скудно освещенном приборами пространстве возникла доверительная товарищеская атмосфера, какая всегда возникает между людьми, занятыми техническим или иным совместным делом, и когда через полчаса мы поменялись местами и я поехал назад, мы были значительно ближе друг другу, чем после любого, сколь угодно пространного рассказа о собственной жизни.
Недалеко от Николайштрассе я опять остановил машину. Прямо над нами сверкали пурпуром огни кинорекламы.
У самой кромки асфальта блестело жирное маслянистое пятно.
– Ну вот, – сказал я, – теперь мы честно заслужили по стаканчику. Где бы нам это сделать?
Патриция Хольман на минутку задумалась.
– А почему бы нам не пойти опять в этот симпатичный бар с парусниками? – предложила затем она.
Меня мигом пронзила тревога. Можно было дать голову на отсечение, что сейчас там сидит последний романтик. Я уже представлял себе, какое он сделает лицо…
– Ну что вы, – быстро сказал я, – это не бог весть что. Есть места куда более приятные…
– Не знаю, не знаю… Мне там в прошлый раз очень понравилось.
– В самом деле? – спросил я озадаченно. – Вам в прошлый раз понравилось?
– Да, – сказала она улыбаясь. – Даже очень.
«Вот тебе на! – подумал я. – А я-то казнился из-за того вечера…»
– Боюсь, в это время там полно народа, – сделал я еще одну попытку.
– Так давайте посмотрим.
– Давайте.
Я обдумывал, как мне быть. Когда мы подъехали к бару, я быстро выскочил из машины.
– Я только взгляну и сразу вернусь.
В баре знакомых не было, кроме одного Валентина.
– Послушай, – обратился я к нему. – Готфрид был здесь?
Валентин кивнул:
– Да, вместе с Отто. Ушли с полчаса назад.
– Жаль, – сказал я, облегченно вздыхая. – Жаль, что я их не застал. – Я вернулся к машине. – Рискнем, – заявил я. – По счастью, тут сегодня вполне сносно.
Однако «кадиллак» я на всякий случай поставил за углом, в темном месте.
Но не прошло и десяти минут, как соломенная грива Ленца всплыла у стойки. «Проклятие! – подумал я. – Все же нарвался! Лучше бы это произошло через несколько недель».
Готфрид, кажется, был не намерен задерживаться. Я уж подумал было, что все обойдется, как заметил, что Валентин показывает ему на меня. Вот мне и наказание за мою ложь. Лицо Ленца, когда он нас увидел, нужно было бы демонстрировать начинающим киноактерам – трудно было бы найти более поучительный материал. Глаза его округлились и выпучились, как желтки глазуньи, а челюсть грозила вот-вот отвалиться. Жаль, в баре в этот миг не нашлось режиссера, я уверен, что он немедленно заключил бы с Ленцем контракт, заняв его, например, в эпизоде, когда перед потерпевшим кораблекрушение матросом предстает чудовищный спрут.
Впрочем, Готфрид быстро овладел собой. Я взглядом умолял его исчезнуть. В ответ он подленько ухмыльнулся, оправил пиджак и подошел к нам.
Я знал, что мне предстоит, и поэтому первым пошел в атаку.
– Ты уже проводил фройляйн Бомблатт? – спросил я, чтобы выбить его из седла.
– Да, конечно, – спокойно ответил он, ничем не выдав, что еще секунду назад ничего не знал о существовании упомянутой фройляйн. – Она передает тебе привет и просит, чтобы ты позвонил ей завтра пораньше.