Три вещи, которые нужно знать о ракетах. Дневник девушки книготорговца
Шрифт:
– Юан, будь обходительней, – сказала она с необъяснимой радостью, причина которой была известна только ей одной, наблюдая, как Юан пробирается к столу. В ее мелодичном голосе безошибочно угадывался местный акцент. – Прояви гостеприимство, налей нашей американке выпить. Мы вас заждались. Проходи, садись рядом со мной. Меня зовут Ханна. Давай я положу тебе пирога.
Как по команде я села на стул рядом с Ханной, и она поставила передо мной тарелку с ежевичным пирогом. Ее красивое открытое лицо показалось мне столь же обезоруживающим, как и ее манера себя вести. Я послушно погрузила
– Это Ханна, – сказал Юан и добавил: – Моя сотрудница.
– Самая любимая сотрудница! – перебила она.
Юан покачал головой:
– Моя самая баламутная сотрудница.
Я засмеялась, а пока Ханна притворялась оскорбленной, Юан бросил на меня озорной взгляд. По другую сторону от Ханны сидела женщина в толстом свитере цвета фуксии, обтягивающем ее округлые формы. У нее были длинные темные волосы, и, хотя она выглядела молодо, я предположила, что ей было хорошо за тридцать, как и Юану.
Один из мужчин в возрасте сорока с небольшим лет, с миловидными, почти женственными чертами лица, неловко протянул мне руку:
– Привет, я Элиот.
Мне, американке, совершенно не привыкшей разбираться в британских акцентах, своей речью он напомнил мистера Чарльза Бингли из «Гордости и предубеждения» – эдакий лондонский аристократ.
– Элиот, – заговорила женщина в свитере цвета фуксии, – наш фестивальный диктатор.
– Директор, – торопливо поправил Элиот.
– А я – Лора, друг Юана, – представилась она. – Его единственный друг.
– А как же я?! – возмутилась Ханна, шлепнув ее по плечу.
– Ты скорее мой враг, – отозвался Юан.
Ханна удовлетворенно улыбнулась.
Когда-то я удивлялась, на скольких языках говорят в НАСА, но в разговоре людей, находившихся в этой комнате, разобраться было гораздо сложнее. Все они говорили по-разному, и моим ушам то и дело приходилось перестраиваться и приспосабливаться к непрестанно менявшимся особенностям произношения.
– Привет, рад познакомиться, – присоединился к разговору последний из гостей, демонстрируя явный североирландский акцент. – Меня зовут Каллум. – Он был высокого роста, плечистый и смотрел на меня сквозь очки в проволочной оправе. Каллум протянул мне руку и с дружелюбной уверенностью одарил меня крепким рукопожатием.
– Подкинуть дров? – спросил Юан, наливая мне бокал вина. Никто не ответил. Все, навострив уши, уставились на меня.
– Так откуда ты? – спросил Каллум.
– Из Америки, ясное дело. – Ханна закатила глаза и попыталась пнуть Юана, который как раз открывал дверцу старой чугунной печки, собираясь подкинуть туда щепок и газетной бумаги.
– Ну, в последнее время, – попыталась выговорить я, не успев прожевать кусок ежевичного пирога, – я жила в Лос-Анджелесе.
– А так и не скажешь. – Лора уже какое-то время глазела на мой топик с надписью «Я Лос-Анджелес». Я зарделась и внезапно пожалела, что надела его. Как будто недостаточно было того, что мой акцент и манера себя вести кричали о моем американском происхождении, так еще и одежда не давала повода
– Ну, как бы то ни было, мы рады, что ты действительно существуешь, – улыбнулся Каллум, чокаясь со мной пивом. – А то мы думали, может, Юан тебя выдумал.
Ханна потянулась к нему через стол, чтобы ударить его по плечу. Ей, похоже, нравилось бить людей.
– Не обращай на него внимания, рассказывай.
– Я – режиссер. Ну, вообще-то я работаю в НАСА. – Мне по-прежнему было трудно объяснять людям, чем я занимаюсь.
– И ты решила приехать в Уигтаун? – Элиот нахмурил брови.
– Мне хотелось взять отпуск и поехать в Шотландию, чтобы поработать в букинистическом магазине.
– И теперь ты, бедняжка, застряла тут, с нами, – решила подразнить меня Лора. Она шутила колко, но с теплотой. Мне она сразу понравилась. – Это Юан тебя заманил…
– Никого я не заманивал, – запротестовал все еще возившийся с печкой Юан.
– …в какую-то глухомань и поселил в дом, где можно окоченеть от холода, – продолжала Лора, не удостоив его реплику вниманием. – Ничего страшного. Твой американский оптимизм тебя согреет.
– Я всеми силами стараюсь поскорее развести огонь, – послышался приглушенный голос Юана.
– Но почему ты выбрала Уигтаун? – Элиота это, похоже, ужасало.
– Сам знаешь почему, – сказала Ханна. – Мы же все читали ее письма.
Внезапно мне стало неловко. Похоже, в Уигтауне не было принято беспокоиться о соблюдении личных границ.
– А чем ты занималась в НАСА? – Каллум откинулся на спинку стула и достал из кармана небольшую жестяную коробочку. Открыв крышку, он извлек из нее табак и бумагу для самокруток.
– Юан, у тебя, по всей видимости, талант уговаривать молодых привлекательных женщин приехать в Уигтаун. – Элиот налил себе еще вина. – Слушай, а может, ты помимо всего прочего мечтала поработать на фестивале?
Лора улыбнулась и подмигнула мне. Дразнить и подтрунивать всегда было не мое, но сейчас все было иначе. Быть может, дело в том, что в детстве я пересмотрела кучу британских комедийных шоу и могла мгновенно и безошибочно распознать особый ритм и ощущение иронии в его словах. Хоть я и не могла парировать, зато могла оценить шутку, и этого оказалось достаточно, чтобы меня приняли. Я обвела взглядом комнату, дожевывая свой ежевичный пирог, и расплылась в улыбке.
В школьном выпускном альбоме про меня написали, что я «милая» – и все, больше никаких прилагательных, существительных или глаголов. Быть может, они недостаточно хорошо меня знали, чтобы вдаваться в детали. Я была не слишком странной, чтобы вписаться в ряды ребят из драмкружка, не так явно следовала популярным трендам, чтобы считаться крутой, и даже училась недостаточно прилежно, чтобы можно было причислить меня к ботанам. Я всегда находилась где-то между, никак не выделяясь на общем фоне учеников провинциальной старшей школы, и поскольку я была ни то ни се, я никогда не ощущала себя частью чего-то большего. Я улыбалась своей «милой» улыбкой, как бабочка порхая по социальному чистилищу школьной столовой, и никогда не садилась за один стол с какой-то конкретной компанией.