Три влечения

Рюриков Юрий Борисович

Кстати говоря, из-за того, что супружеские связи у найаров идут вне семьи и вне экономики, развод у них очень легок, а свобода личных отношений – огромна. Но бывает развод редко – именно потому, что брак у них отсечен от семьи, и на любовь людей не действуют материальные тяготы, ее не пресыщает жизнь под одной крышей.

Конечно, все это патриархально, и даже больше – матриархально: в таком устройстве семьи много пережитков матриархата.

Заметны они и в семейных нравах даяков, у которых женщины тоже имеют свой голос в жизни племени и пользуются свободой и равенством с мужчиной. Пьер Пфеффер пишет об этом: «Как и мужчина, женщина имеет право на развод, и без колебаний прибегает к нему, если

супруг ее не устраивает». Развод совершается «всегда очень просто, без всякого намека на драму, дети следуют за отцом или остаются с матерью».

Очень интересно относятся между собой соперники: «Если женщина вторично выходит замуж, ее первый супруг становится почетным гостем и лучшим другом, почти братом второго» [157] . Сейчас такие отношения почти не встретишь, и тут опять видна правящая нашей жизнью диалектика потерь и приобретений.

Своеобразны семейные обычаи и у мальгашей. А. Фидлер рассказывает, что у них есть несколько видов брака. Брак-испытание – воламбите – позволяет молодым людям увидеть, подходят ли они друг другу: если у них появляется ребенок, воламбите переходит в настоящий брак. Есть у мальгашей любовные союзы, которые заключают на время, и цель их такая же, как у воламбите, – проверить, хорошая ли подобралась пара.

157

Пфеффер П. Бивуаки на Борнео. С. 59.

Есть там и временные разводы – саодранто. Они даются, если муж уезжает в далекое путешествие или – как было раньше – уходит на войну. После возвращения брак торжественно возобновляется.

Конечно, во всех этих нравах многое зависит от того, что и мальгаши и даяки – люди неразвитые, и их общественные отношения, их психологический склад, их чувства – во многом не такие, как у нас. И вряд ли обычаи найаров, даяков и мальгашей можно привить современному миру, – они не очень-то подходят к его укладу. Но, может быть, какие-то из этих нравов смогут возродиться в будущем, станут составной частью грядущих семейных нравов.

Может быть, в будущем будет не один вид брака, как сейчас, а несколько. Может быть, появится тогда и что-то похожее на найарский брак, где супруги живут отдельно.

Вполне возможно, что в какой-то форме возродится и воламбите – брак-испытание. Конечно, смешно было бы думать, что люди станут «временно расписываться», – как они сейчас временно прописываются. Как это ни парадоксально, грядущий брак будет, наверно, больше походить здесь на первобытный, чем на нынешний.

Нынешний брак стоит на трех китах – это и экономический, и юридический, и духовный союз; первобытный брак не имел под собой юридического фундамента, часто он не был и экономическим союзом. Будущий брак – в этом его качественное изменение – из всех основ нынешнего брака сохранит, видимо, только одну – духовную. Он перестанет быть экономическим и юридическим союзом, перестанет быть официальным институтом вообще, оставшись институтом частной жизни. Никаких документов, бумажек, брачных записей – и всех юридических и материальных обязательств, которые из них вытекают, – не останется: вместе со смертью классов и государства отомрет, видимо, и вся правовая надстройка.

Правда, в таких условиях воламбите может и не возникнуть: люди смогут расходиться так же свободно, как и сходиться, и им незачем будет устанавливать сроки испытания, незачем оговаривать, что они живут «на пробу».

Впрочем, может случиться и так, что особый вид брака – или особая его ступень – все-таки появится. Может, например, возникнуть обычай, по которому влюбленные первые годы не будут заводить

детей, – пока не убедятся, подходят ли они – духовно и физически – друг другу.

Такой союз двух людей – будет у него название или нет – может сделаться особым видом брака.

Вполне возможно, что в будущем опять возникнет несколько равноправных видов семьи – и парная семья, и семья из нескольких поколений, и семья по кровному родству, и т. д. Могут появиться и совершенно новые – трудно представить, какие – виды человеческого сожития.

Можно выдвинуть здесь и еще одну гипотезу. Если мир будущего будет миром сплава разных сторон жизни, которые сейчас, в эпоху частичности, раздроблены между собой, если грядущая жизнь сможет соединить в себе лучшие свойства старых ступеней жизни, то что-то похожее может случиться и с семьей.

Вполне возможно, что грядущая семья соединит в себе все самые сильные свойства, которые были у ее предшественниц; отбросив их слабые стороны, она вберет в себя их лучшие принципы и обогатит их всеми приобретениями Нового времени. Если это будет возможным, и если такая семья появится, она будет сплавом всего хорошего, что было во всех исторических видах семьи – в сегодняшних, вчерашних и позавчерашних.

И наверно, из позавчерашней семьи она будет черпать больше строительных материалов, чем из вчерашней, потому что та еще не стала окостенелым экономическим союзом, и в ней было больше свободы, больше естественности, больше равенства…

Впрочем, все это для нас закрытая книга, и наши психологи, философы, социологи пока мало стараются открыть ее. Кругозор нынешней социологии семьи чаще всего замкнут в сегодняшнем дне. Ей явно не хватает дальнобойной зоркости, умения смыкать взгляд на настоящее с оглядом прошлого и с заглядом в будущее.

Homo amans

Король останавливается перед стражей в позе величественной и таинственной.

Король. Солдаты! Знаете ли вы, что такое любовь?

Солдаты вздыхают.

Е. Шварц. «Золушка»

В чем же все-таки глубинная загадка любви? Почему ни одно из чувств так не влияет на человека, ни одно из них так сильно не перестраивает его?

Постижение любви идет в жизни человечества путями, похожими на пути знания вообще, и с каждым веком огромные новые материки открываются людям, огромные новые миры в их духовном космосе.

Проникновение это бесконечно, и, отгадывая старые загадки, оно будет рождать массу новых тайн и загадок. Ибо чем больше радиус известного, чем шире круг разгаданного, тем больше у него точек касания с неизвестным, тем больше окружность, к которой прилегают зоны непознанного!

Раскрытая тайна – это не свеча, которая сгорает, светя другим, и исчезает со света. Тайну скорее можно сравнить с хлебным зерном. Как зерно, растворяясь в земле, рождает десятки новых зерен, так и каждая разгаданная тайна рождает десятки новых тайн. Человеческое знание быстро идет вперед. Сумма знаний все время растет, но еще быстрее растет сумма незнаний. И чем больше мы знаем, тем больше, наверно, мы и не знаем.

Это одно из главных противоречий человеческого познания, и с годами его непростой смысл будет делаться для людей яснее и яснее. Руссо, наверно, был прав, когда говорил: «Чем меньше люди знают, тем обширнее кажутся им их знания» [158] .

158

Руссо Ж-Ж. Избранные сочинения. Т. 1. С. 54.