Три возраста Окини-сан
Шрифт:
Императрица в упор лорнировала смущенного мичмана:
– Я знаю, какие у вас бывают знакомые в Нагасаки…
С детьми, конечно, все было проще: наследнику престола захотелось иметь обезьяну, а его сестре понравился попугай. Атрыганьев поймал его за хвост и подарил девочке:
– Ваше высочество, отныне это «попка» вашего высочества.
Эйлер сообщил Коковцеву, что царь засел в штурманской рубке, где ему объясняют обратный маршрут с пассатами и муссонами, которые клипер удачно «поймал» парусами
– По отбытии государя следует давать салют в тридцать один выстрел… Вовочка, не забудь вынуть пробку.
– Что ты, Леня! Как можно?..
Среди разряженной публики кидался из стороны в сторону запаренный Чайковский, которого высокопоставленные гости буквально задергали – тому покажи это, второму другое, а тут еще дамы проявили желание посетить гальюн, и надо их провожать со всеми любезностями, заодно проследив, чтобы туда случайно не вломились представители сильного пола. В отсеках сделалось жарко, офицеры истомились в мундирах и треуголках, не снимая белой лайки перчаток, их парадные сабли, столь неудобные в тесноте, гремели ножнами по крутым трапам. Наконец в кают-компании появилась и Мария Федоровна, сразу воззрившись на дурацкую вазу фальшивого «амори».
– Боже, какая красота! – восхитилась она.
Атрыганьев всегда был отличным кавалером, и, подхватив вазу с рояля, он элегантно преподнес ее императрице:
– Кают-компания нашего славного клипера будет счастлива угодить вашему величеству этим дивным произведением, достойным занять место в любом европейском музее. Поверьте, я разбираюсь в японском фарфоре и сам удивлен, что нам достался этот драгоценный фарфор древнейшей марки «амори»… Прошу!
– Мне, право, неудобно грабить господ офицеров.
Но тут все офицеры стали взывать к ней хором:
– Просим! Умоляем ваше величество… не обижайте нас.
Коковцев глянул на Эйлера, который, пряча лицо за портьерой, переламывался от хохота, и этого было достаточно, чтобы Коковцева тоже охватил приступ смеха. Офицеры клипера едва сдерживали хохот, и только один Атрыганьев был неподражаем в своем спокойствии. Минут на пять, не меньше, он занял внимание императрицы лекцией о качествах японского фарфора, и Мария Федоровна забрала вазу с собой:
– Благодарю. Я буду держать ее в своем кабинете…
Измотанный Чайковский перехватил на трапе Коковцева:
– Слава богу, государь всем доволен. Артиллерийского учения не будет, но при салюте не забудьте вынуть пробку.
– Петр Иванович, как можно забыть?..
Пора прощаться. Матросы и офицеры снова построились. Императрица, не расставаясь с вазой, что-то нашептала своему мужу, и Александр III отыскал взором Атрыганьева:
– Лейтенант, сколько лет вы в этом чине?
– Тринадцать, ваше императорское величество.
– А сколько имеете кампаний?
– Одних кругосветных три
– Почему же вы еще лейтенант?
Рука Атрыганьева задержалась у фаса треуголки:
– Ваше величество, все мы, мужчины, небезгрешны. Извините великодушно, что вынужден признаваться в присутствии вашей супруги. Но страсть к женщинам всегда губила мою карьеру!
Царю такая откровенность пришлась по душе:
– Поздравляю! Отныне вы – капитан второго ранга.
– Рад служить вашему величеству…
Эйлера опять стало коробить от хохота, и Коковцев, тоже готовый прыснуть смехом, судорожно прошептал:
– Леня… умоляю… не надо… потом…
В этот патетический момент царю явно чего-то не хватало. Александр III посмотрел на жену – невыразительно. Глянул на вестового с чаркой водки – выразительно. При этом он сделал жест, как бы поднимая стопку, но его пальцы были пусты, и он произнес слова, чтобы все сомнения разом отпали:
– Я желаю поднять чарку за бравую команду «Наездника», который не устрашился ни бурь, ни врагов, ни…
– Чистяк, чего разинулся? – внятно сказал Чайковский.
Император охотнейшим образом снял чарку с подноса:
– За ваше здоровье пью, братцы!
– Ах, Сашка… – простонала императрица.
Наблюдая за движениями кадыка, алчно ворочавшегося в шевелюре бороды, пока царь сосал водку, матросы кричали:
– Уррра-а!.. Урррра-а-а!.. Уррра-а-а!..
Царь уже направился в сторону забортного трапа, за ним вереницей двигались остальные: императрица с «дровами», наследник престола с обезьяной, Ксения с «попкой», потом и все прочие… Чайковский, смахнув со лба пот, указал:
– Носовой плутонг, по местам – к салютации!
Коковцев первым делом спросил комендоров:
– Братцы, а пробку вынули?
– Так точно, – заверили его матросы.
Стрельба должна вестись пороховыми зарядами – громом и пламенем холостых выстрелов. Надо лишь выждать, чтобы придворная яхта «Царевна» отошла от клипера подальше. Этот момент наступил!
– Начать салютацию. Первая – огонь!
Пушка, присев на барбете и откатившись назад, как испуганная баба, изрыгнула смерч пламени, а по волнам Большого рейда, догоняя царя и его семейство, закувыркался… снаряд.
Это видели все. Это видели и на царской яхте. Фугасный снаряд летел точно в «Царевну», срезая верхушки волн. Потом зарылся в море и утонул. Наступила тишина…
На фалах царского корабля подняли флажный сигнал.
– Спрашивают: ЧЕМ СТРЕЛЯЛИ? – прочел сигнальщик.
Все растерялись, не зная, что отвечать.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Все растерялись, кроме Чайковского.
– На фалах! – зарычал он, раздваивая свою бородищу.