Три времени Сета
Шрифт:
Порой и Конана тянуло на нечто подобное, особенно после принятия нескольких кувшинов кислого и крепкого пива… Вперив помутневший от еды и питья взор в мощную грудь привлекшей его красотки, варвар медленно поднялся и пошел к ней, легко рассекая потную толпу любителей подраться, кои с визгами и воинственными воплями копошились прямо посредине зала.
— Как звать тебя, милая? — криво ухмыляясь, поинтересовался он, локтем плотно приникая к ее мягкому животу.
— Мархит, — игриво ответила она басом, в ответ еще крепче вдавливая его локоть в свой живот. — А ты кто будешь, незнакомец? Вижу, что не шемит…
— Киммериец, —
Томные выпуклые глаза могучей Мархит впились в его синие, откровенно призывая к немедленной любви, и варвар согласно прохрипел в ответ на эти ничего не значащие ласковые слова, которые произносил уже многажды и многим и вот теперь — ей. Но она все равно не слушала. Ухватив рукав его новой кожаной куртки, она влекла его за собой, наверх, на второй этаж, где было тихо и темно, где под ногами таинственно скрипели половицы и где в любом уголке коридора пахло любовью… Конан зарычал, рывком повернул Мархит к себе лицом и, не дожидаясь, когда она отворит дверь, сжал ее в своих объятьях…
Глава шестая
Подперев полной белой рукою щеку, Мархит смотрела на спящего Конана. Мысли ее, словно волы в загоне, были вялы и ленивы, и никогда не покидали заранее очерченной границы — то есть все, о чем она думала, сосредоточивалось только на хозяйстве и любви, а также на том, что так или иначе касалось того же. Появление в ее жизни этого огромного киммерийца отлично вписывалось в такую схему: он пробыл с нею одну ночь и, может быть, пробудет еще немного — от природы практически устроенная натура Мархит позволяла ей не обольщаться и смотреть на жизнь спокойно и трезво, не лелея мечтаний и не питая несбыточных надежд; своим появлением он украсил ее довольно однообразное, хотя и совсем не скучное существование, и она была за то благодарна ему; еще некоторое время после его отъезда она не раз вспомнит о нем с приязнью и сладким томлением в душе, потом — забудет. Мархит легко отдала Конану маленький уголок в своем сердце, с тем чтобы уже никого туда не поселять, но и с тем чтобы через годы никогда туда больше не заглядывать. И это была ее жизнь, которая не то что вполне ее устраивала, но и нравилась ей.
Она осторожно тронула подушечкой пальца белый шрам на его твердой щеке, подула на пушистые длинные ресницы, с детским любопытством наблюдая их трепет. Мог ли он стать ее мужчиной? Мархит не задумалась об этом и на миг. Справедливо полагая, что мужчины вообще не более чем спелый фрукт или кусок хлеба, созданный богами затем лишь, чтобы утолить голод и исчезнуть, уступив место следующему, хозяйка трактира и Конана воспринимала точно так, инстинктивно все же выделяя его из прочих. Как любая женщина, она умела почувствовать истинную силу и надежность, исходящую от него даже спящего…
Наконец ей надоело на него смотреть. Наклонив свое лицо над его лицом, так что длинные густые волосы ее смешались с такими же его волосами, Мархит, лукаво засмеявшись, ткнула его носом в губы, потом в подбородок, желая пощекотать, а когда он сердито сдвинул брови во сне, хихикнула и быстро отпрянула, тотчас открыв его лицо появившимся как раз в этот момент солнечным лучам. «Хр-р… хр-р-м…» — не хотел просыпаться Конан, но сон уж нельзя было удержать. Глубоким вздохом проводив его, киммериец открыл глаза и угрюмо взглянул на Мархит.
— Рассветает, парень, — пророкотала она ему
— И что? — Конан дернул плечом. — Какого Нергала мне сдался этот рассвет? Зачем ты меня разбудила?
— Быр-быр-быр? Быр-быр-быр! — передразнила Мархит его хриплый голос, забывая, что и сама обладала почти таким же. — Затем, что мне надо идти в зал, а тебе — со мной. Ты же хочешь выпить вина?
— Ну… — неуверенно бормотнул варвар. Он толком не знал, хочет ли вина, потому что ясно хотел чего-то другого, только не мог сейчас сообразить, чего же именно. — Ладно… Пойдем.
Конан свесил с кровати босые ноги, горячими ступнями с удовольствием ощутив прохладный пол. Одежда его, накануне комком брошенная в угол комнаты, теперь лежала тут, на кресле, аккуратно сложенная. Варвар натянул штаны, безрукавку, остальное пока оставив, и встал, не обращая внимания на пристальный взгляд Мархит.
— Вижу воина, — почему-то со вздохом произнесла она, тоже поднимаясь с кровати. — Воина, и все тут.
— А еще чего? — хмыкнул заметно довольный этим замечанием варвар.
— Воина, — повторила Мархит, — и бродягу. Пусть Ашторех отворотится от меня навеки, если это не так… И пусть до конца дней моих в мою постель не ляжет мужчина, если Конан-киммериец приехал в Шем только для того, чтоб найти себе девушку на ночь. Что скажешь на это, парень?
— Гм-м… Ну, не только за этим, — с видимой неохотой согласился Конан, которому все больше хотелось того, чего он не мог еще назвать. — Мне вообще в Эрук надо.
— В Эрук? — Мархит, застегивая юбку, замерла на мгновение, подняла на него темные глубокие глаза. — Вонючий Эрук! Что тебе там понадобилось?
Услышав про ненавистный ей почему-то Эрук, добрая женщина отбросила всякую дипломатию и задала интересующий ее вопрос прямо.
— Мало ли… — туманно ответствовал Конан, с тщательно скрываемым удовлетворением взирая на хозяйку трактира своими синими равнодушно-холодными глазами (вот оно, женское любопытство, проявилось при первой же встрече! Ему не из чего теперь делать тайны, но и раскрываться сразу он не намерен).
— Вонючий Эрук! — процедила Мархит сквозь зубы. — Там умер мой брат. Поехал туда — и умер. А потом и мать. Пока жила в Асгалуне — ни на что не жаловалась. Была румяна и здорова, как я сама! А вздумала поехать в Эрук за телом брата, и… Как вернулась, в два дня зачахла… Теперь одна тут, среди сброда. Ненавижу этот сброд! Ненавижу этот вонючий Эрук!
Сумбурная речь хозяйки трактира несколько удивила киммерийца: весь вид ее, величественный, чуть не королевский, не предполагал вспышки, тем более направленной не на определенное и одушевленное лицо, а на город. Конан и сам не любил некоторые города — например, Мессантию, — но чтоб так волноваться по этому поводу…
— Клянусь Кромом, красавица, кто-то из парней в Эруке крепко обидел тебя, — сделал киммериец единственно правильный вывод, на что Мархит фыркнула и отвернулась. — А для меня этот город ничуть не хуже любого другого, так что давай мне вина, и я поеду…
Не дожидаясь, пока хозяйка разберется со всеми застежками на блузе, он подхватил с пола свой дорожный мешок, сгреб в него одежду с кресла и, заправляя волосы за воротник безрукавки, пошел к двери.
— Вонючий Эрук! — донеслось ему вслед.