Три женщины в городском пейзаже
Шрифт:
В вагоне Лида увидела себя в стекло и, хмыкнув, отвела взгляд. Ничего хорошего. Усталая, грустная тетка «хорошо за сорок». Не женщина – именно тетка. Таких вон сколько, целый вагон! Кемарят, прижав к себе сумки – съехавшие набок шапки, разъехавшиеся полы пальто, поплывшая тушь, смазанная помада. Дремлют и тоже мечтают о каше. Или о котлете, какая разница? Правда, скорее всего дома их ждет семья – голодные дети и муж.
А Лиду ждет тишина. А может, и хорошо? Хорошо. Определенно хорошо и даже прекрасно. Как и домашние брюки на мягкой байке, старая майка с рукавами, застиранная донельзя, – видела бы ее мама!
«Заячьи» тапки и запах почти готовой каши – разваренной крупы, чуть подгоревшего
По телевизору, как всегда, чушь – субботний вечер, а смотреть нечего. По всем каналам натужно и тупо шутят уставшие от самих себя юмористы. Тоска. Про новости и говорить нечего – глянешь на ночь и не уснешь.
Съев вожделенную кашу и выпив чаю, Лида посмотрела на часы – Тася!
Тася отозвалась сразу, после первого же звонка.
– Лидуся, милая! А я уже жду не дождусь, старая дура! Да что там про меня, – возмутилась она на Лидин вопрос «как дела». – Дела мои скучные, стариковские. Рассказывай про себя! И подробненько, девочка! Без пропусков – ты знаешь, мне все интересно!
«Всё как всегда», – в очередной раз, в стотысячный раз подумала Лида, сравнив двух женщин, маму и Тасю. Самых близких и самых родных. А больше никого у нее и не было.
Тасе и вправду было все интересно – все и в мельчайших подробностях. Как спала, как съездила к Ольге, как Ольга, как она себя чувствует? Что ешь? О, пшенную кашу? Мммм! Прекрасно! Вот и наводка – завтра сварю себе пшенную кашу!
– Да, – виновато сказала она, – на бутербродах… Ну что тут поделать, ты меня знаешь: когда не для кого готовить, так и не готовлю. Вот ты приедешь и устроим пир. Лидуся, милая, успокойся! В моем возрасте уже наплевать, что вредно и что полезно. Можно есть то, что хочется, и получать удовольствие. А колбасу – ты же знаешь – я люблю больше всего на свете. Помнишь, как называл меня Валя? Вот-вот, колбасная душа. Завтра приедешь? – расстроенным голосом уточнила она. – Ой, Лида, не надо! Такая погода – приличный хозяин собаку не выведет. Нет-нет, умоляю! Да все у меня есть, ты о чем? Да и что мне надо? Полпалки «краковской», – с виноватым смехом сказала она, – и целый белый батон! Два йогурта, простокваша. Да всего навалом, Лидусь, не волнуйся! А приезжать я тебе не разрешаю, ты меня слышишь? Запрещаю, и все! Отваляйся, отоспись. Отдохни! Почитай. Что у тебя на тумбочке, кстати? Неохота читать? – растерянно переспросила она. – Ну это бывает. Послушай музыку, посмотри какой-нибудь старый фильм. Ой, да что я суюсь со своими советами. А то ты не найдешь, чем заняться! А с Настей ты давно не встречалась? Тоже неохота? Ну я понимаю – Настя заговорит, голову заморочит, мало не покажется. Тогда отдыхай, просто побудь дома, моя хорошая. Договорились? Ну все, я тебя обнимаю. Да что ты пристала! Говорю тебе – у меня все хорошо. Ну все, отстала, старая липучка, спокойной ночи.
«Договорились, ага, как же, – улыбнулась Лида. – Все равно поеду, неделю не была, соскучилась. Торопиться не буду, отосплюсь. Отосплюсь и поеду. И все куплю по дороге».
И дело совсем не в продуктах – Тася с голоду не умрет, Лида постаралась. Зная Тасину нынешнюю лень, купила впрок консервов – рыбных, мясных, овощных. Круп и макарон тоже навалом – открой банку тушенки, смешай с макаронами, вот и обед. Дело тут не в продуктах, совсем не в продуктах. Просто Лида по Тасе очень соскучилась. Вот как бывает.
Когда отец решил познакомить их с Тасей, она долго не могла прийти
– Пап, ты серьезно? – Слезы брызнули фонтаном, как у клоуна в цирке.
Лида отпихивала отца, когда он пытался обнять ее и успокоить.
– При чем тут «ты взрослая»? При чем тут вообще я? Это, прости, ваши дела! Ваши темные делишки, папа! А ты хочешь вовлечь меня в это? В эти ваши делишки?
– Это не делишки, Лида, – со вздохом ответил отец. – Это, девочка, вся моя жизнь.
Потом поняла – он знал, что болен, и понимал, что осталось ему немного. Год, два, пять, десять – точного ответа никто не давал. Как-то обмолвился:
– Мама сильная. Крепкая, как дуб. У мамы есть ты и работа. Есть смысл жизни. Мама выдюжит в любом случае, ты и сама это знаешь. А Тася… У нее никого. Вообще никого, понимаешь? Даже дальней родни. Только я, Лида. Ну и, надеюсь, ты.
Лида плакала:
– Нет, пап! Я тебя умоляю! Я не смогу, понимаешь?
– Я очень тебя прошу, – отчеканил отец, – очень, Лида. Кажется, так я еще никого не просил! Ты пойми – она очень слабая и одинокая. Не будет меня – не будет ее.
– А я? – тихо спросила Лида. – Обо мне ты подумал?
Он усмехнулся:
– А как ты думаешь? Только поверь, Тася станет тебе родным человеком. Близким и дорогим. И ты мне еще скажешь большое спасибо!
– Я уже говорю тебе большое спасибо, ты разве не слышишь? – захлебываясь слезами, кричала Лида.
Отец боялся, что Тася не сможет пережить его смерть. Понимал, что он – смысл всей ее жизни.
– Пятнадцать лет, Лида. Целая жизнь, понимаешь? Ты только представь – пятнадцать! Пятнадцать лет ожидания – когда позвоню, когда приеду. И все. Больше ничего у нее не было. Одно ожидание – томительное, тревожное, мучительное и – бесконечное. Я позвонил – и жизнь продолжалась. А зачастую и позвонить не получалось – из дома не мог, как ты понимаешь. Звонил перед уходом с работы – ровно в семнадцать сорок пять. Наше с ней время. Коротко: «Как ты? У меня все хорошо». Пара фраз – кругом одни уши. На работе все понимали – звоню любовнице. Раз-два в неделю мы встречались на десять минут у метро. Просто чтобы повидаться, посмотреть друг на друга, подержаться за руки – как воры, как шпионы, с оглядкой – не дай бог кто увидит. Но посмотрели, подержались за руки, и можно жить дальше. Приезжал я к ней пару раз в месяц. Иногда три, больше не получалось. А ждала она каждый день. Каждый! Потому что вырывался я неожиданно, незапланированно, как получится. Как все женатые люди. Приезжал накоротко – час, два, три. И вот за эти несчастные пару часов мы не могли наговориться, представляешь? Перебивали друг друга, боялись что-то забыть, пропустить. А потом я уходил. Если бы ты знала, как она на меня смотрела! Если бы ты знала, дочка…
Несколько раз мы расставались. Вернее, пробовали расстаться. Я сказал сразу – из семьи не уйду. Дочь не оставлю, да и жену тоже. Ольга спасла мне жизнь. А Тася, – отец улыбнулся. – А Тася спасла мою душу.
Лида знала семейную историю знакомства родителей. Отцу стало плохо в лаборатории, упал посредине рабочего дня. Началась суета, бестолковая беготня и крики о помощи:
– Валька умирает! Вальке Вершинину плохо!
Он помнил, что прибежала сестричка из медпункта, растерянная, перепуганная. Наконец кто-то сообразил вызвать «Скорую», кто-то распахнул окно. Кто-то расстегнул ворот рубашки и ослабил брючный ремень. Сквозь замутненное сознание он слышал испуганный шепот: