Три жизни одного Бога
Шрифт:
За прозрачным стеклом появилась фигура.
Я напряглась.
– Вы хотели меня видеть? – спросил меня высокий брюнет средних лет.
– Да, – ответила я бойко.
– По какому поводу?
– У меня есть предложение для вашего института в виде важной и перспективной разработки.
Брюнет представился:
– Дмитрий Николаевич, директор института.
– Дарья Сергеевна, – кивнула я своей рыжей копной в ответ.
– Я вас слушаю, Дарья, – директор присел за стол, сложил руки, и чуть склонив голову, включил радары проницательности.
Я слегка покашляла.
Потом полезла в пакет и кинула стопку бумаг на стол.
– Здесь
– Так.
– В нём я рассказываю, как создать вирусный геном, способный управлять человеческим иммунитетом, для постоянной саморегуляции и восстановления организма.
– Ага. А от меня вы что хотите?
– Хочу подключить все ваши ресурсы для создания этого проекта.
– Но никаких ресурсов, кроме человеческих, у меня нет, – развел руками директор.
– Вот они-то и понадобятся.
– Кто? Человеки?
– Да.
– Все?
– Все. Ещё и мало будет.
– Что ещё?
– Финансовая государственная поддержка, огромный денежный грант.
– Угу. Много?
– Очень. Вам придется попотеть.
– Мне?
– Да.
– Ясно. Что-то ещё?
– Да. Мне должность ведущего биоинженера проекта.
– Свой кабинет освободить?
– Мне он не нужен. Пока не нужен.
– Но может пригодиться?
– Может.
– Так, значит должность, деньги…
– Много денег.
– Много денег и много людей.
– Да.
– Хорошо. Ответьте мне только на один вопрос.
– Слушаю.
– А для чего всё это?
– Я же сказала, для создания генома, который будет регулировать в организме…
– Нет, нет, нет, погодите, вы не поняли, для чего это нужно в мире?
Директор выразительно посмотрел на меня, пытаясь найти в моей голове остатки адекватности, но я была отчаянна и непоколебима.
– Чтобы все люди жили здоровыми и счастливыми, разве это не очевидно?
Дмитрий пододвинулся ко мне поближе и размеренно произнес:
– А сейчас Дарья, мне придется разбить все ваши альтруистические попытки сделать этот мир лучше. Я ни в коем разе не сомневаюсь в вашей компетентности и здравомыслии, хотя поначалу мне и хотелось вызвать неотложку в желтый дом. Но я уверен, что как только я открою вон те бумажки, что так лихо вы кинули на стол переговоров, там я не увижу ничего, кроме сухих расчетов и формул. Да, вы корифей науки. Самородок. Талантище. Красный диплом и огоньки в глазах. И возможно, я приглашу вас к нам на работу, хотя мы уже взяли одного молодого человека с вашего института, кстати, он тоже выпускник и я уже успел пожалеть, что вообще связался с ним. Но вы не будете здесь заниматься своим уникальным проектом. Вместо этого, вы будете синтезировать новые лекарственные препараты от боли в горле и соплей, не ваших розовых, а настоящих, человеческих, зеленых. А там снизу, маркетологи придумают вашему лекарству звонкое название, вирусную рекламу и яркую упаковку, для того чтобы дяди, которые финансируют наш институт, смогли заработать себе на новый особняк и спортивную машину. Здесь никто не занимается исследованием в области лечения рака или СПИДа, потому что это коммерчески не выгодно. Мертвые, не зарабатывают деньги, в реальном мире, лечат только живых и дееспособных.
Мне вновь захотелось рыдать.
– Так что же, у меня нет никаких шансов? – спросила я сдавленным от кома в горле голосом.
– Добро пожаловать во взрослую жизнь.
Воцарилась тишина истины. Я медленно собрала со стола свои документы
Ещё жить не начала, а уже устала.
Я подошла к двери и, развернувшись в пол-оборота, спросила Дмитрия:
– А если завтра, тяжело заболеют и ваши близкие люди, вы тоже предложите им только капли в нос?
Дмитрий ничего мне не ответил. Только глаза в пол потупил. Я медленно шла по коридору в полном моральном опустошении. Дома меня ждет больная мама, которой хуже день ото дня и заболевающий брат. Я теряю свою семью. Я потеряла отца и с уходом крепких мужских плеч, на котором держался весь наш дом, смотрю, как трещит по швам родовой фундамент.
– Дарья… – услышала я нерешительный голос Дмитрия позади.
Он как-то неуверенно сделал пару шагов ко мне и сказал:
– Оставьте мне ваш проект. Я изучу его и подумаю над всем этим. Извините, что был так резок с вами. И да, если вы всё еще хотите у нас работать, я подыщу вам местечко. Приходите, в понедельник.
Я оставила пакет у него под ногами, и ничего не ответив, вышла на свежий воздух, чувствуя его задумчивый взгляд на своём затылке.
Пройдя пару сотен метров от лаборатории, я села на лавочку и уставилась на трех воробьёв, которые по очереди дербанили кусок хлеба. Он был слишком большой для них, птички смешно хватали его, поднимая клювом, и трясли над головой до тех пор, пока не отщипнётся кусок поменьше, который они смогли бы проглотить. А дальше прилетела ворона, громко каркнула, схватила весь кусок хлеба целиком и, сев на ветку, принялась трапезничать, придерживая еду когтистой лапой.
Этой ночью я плохо спала. Ньют терся об мои ноги и громко мурчал, тщетно пытаясь меня утешить. Мама постанывала в соседней комнате, всякий раз просыпаясь и выпивая обезболивающее лекарство.
Свет то загорался, то гаснул снова, то загорался, то гаснул снова…
– Если в этой жизни есть Бог. То я хочу, чтобы он знал. Я тебя презираю. И буду презирать, пока у меня не появится надежда, пока ты не услышишь меня, – сказала я вслух четырем стенам.
Ньют перестал мурчать и перепрыгнул с кровати на компьютерный стул, стоявший напротив меня. Деловито усевшись четырьмя лапами и обняв себя любимого собственным хвостом, он осуждающе уставился на меня своими пронзительными разноцветными глазами.
– Чтоб ты понимал, рыжая твоя морда, – сказала я шёпотом.
Вместо ответа он пошевелил усами, смирил меня взглядом и, спрыгнув со стола, ушёл, гордо подняв свой пушистый хвост.
Часть третья.
«Последний шанс»
Утром я проснулась от ощутимой тяжести в груди. Нет, это была не душевная боль от недавних потрясений, а что-то различимо физическое. Я попыталась продрать глаза, но мне противостояла мутная плёнка в виде засохших вчерашних слез, неохотно растворяющаяся после череды усиленных морганий и ручных протираний. Через некоторое время я всё же смогла разглядеть тёмный силуэт, восседавший на мне верхом и смотрящий в упор.