Три жизни Томоми Ишикава
Шрифт:
– У вас с собой документы?
– Да, сейчас.
Пока я искал паспорт, полицейский объяснил:
– Я просто хочу проверить – если вы только что прилетели из Лондона, значит, вы просто не знаете правил, и тогда я не буду выписывать вам штраф, потому что, наверное, у вас по-другому.
– Я только что прилетел, – заверил я и понадеялся, что в моем паспорте ничего не сказано о том, что на самом деле я прибыл из Парижа, а не из Лондона. Тогда стало бы ясно, что я вру. Полицейский посмотрел на анкету, приколотую к паспорту.
– Ладно, вам повезло, потому что вы только что прилетели,
– Спасибо.
– Но в следующий раз обязательно выпишу.
– Да, я понимаю, больше не буду курить в метро, потому что теперь знаю – это запрещено.
– Запрещено курить где бы то ни было в пределах системы метрополитена.
– Я не буду курить там, где сажусь на поезд, ну и в поезде тоже.
– Слушайте, я просто выполняю свою работу и слежу, чтобы все соблюдали закон. Если все соблюдают закон – никаких проблем, я счастлив. Вы только что прилетели, поэтому я вам объясняю, но в следующий раз не рассчитывайте на везение.
– Да, конечно. Спасибо.
– Поэтому будьте внимательнее.
– Непременно. Спасибо.
– Так что учтите.
– Обязательно.
– Приятного дня.
– Спасибо. Вам тоже.
Потребовалось немало усилий, но в конце концов я оставил последнее слово за собой. Зачем мне непременно понадобилось это делать? Кот решил бы, что я безнадежен.
Когда я прибыл на Вторую авеню, было уже светло; выйдя из метро, я оказался в Нью-Йорке, весьма разочарованный тем, что он выглядит не так, как я ожидал. Я думал, что попаду в лес головокружительно высоких зданий, ну или, по крайней мере, увижу парочку небоскребов – не рядом, так хоть в пределах досягаемости. Но дома вокруг были не выше, чем в Париже. Более того, город, который никогда не спит, оказался закрыт на ночь. То ли Нью-Йорк изменился, то ли Фрэнк Синатра лгал.
Я понятия не имел, в какую сторону идти, но не волновался, потому что знал: у улиц есть номера, и в такой простой схеме сориентируется любой дурак. Я предположил, что нахожусь где-то на восточной стороне Манхэттена, и поискал названия улиц. Оказалось, что я стоял на пересечении Ист-Хьюстон-стрит (впоследствии я обнаружил, что она, бог весть почему, произносится «Хаустон») и Аллен-стрит, что положило конец моим представлениям о том, что в Нью-Йорке можно руководствоваться исключительно номерами. Но, поскольку я все равно не знал, куда идти, это не представляло проблемы.
По ту сторону огромного перекрестка Аллен-стрит превращалась в Первую авеню. На боковых улицах появились номера, начиная с первого, и я двинулся вперед, полагая, что сниму номер в первом же недорогом отеле, какой встречу. Через час я добрался до Сорок второй улицы и понял, что до сих пор шел, отключив мозг – автоматически отсчитывал кварталы и не искал отелей. От усталости мне стало жаль самого себя. Справа я увидел воду, поэтому повернул налево, и Нью-Йорк быстро превратился в многоэтажный мегаполис в моем воображении.
Центральный нью-йоркский вокзал – несомненно, самый красивый на свете. Ничто другое не в состоянии соперничать с его оранжевым мраморным великолепием. Я решил посидеть. Центральный вокзал щеголял архитектурной красотой, но не сиденьями (по крайней мере, на
Я нашел Интернет-кафе и наткнулся на веб-сайт отеля, который выглядел прилично, стоил разумно и находился в Ист-Виллидж. Я позвонил и забронировал номер. Портье сообщил, что заселение с двух. Я отправил Бабочке письмо: «Я на другом конце света и устал как собака. Сам не знаю, что я здесь делаю. Куда мне идти, Томоми Ишикава? Я заблудился».
До двух оставалось пять часов, и я подумал, что сойду с ума, если в следующую минуту не лягу в постель. Некоторое время я брел на юг, затем свернул на восток, в ту сторону, где, по моим предположениям, находился отель, и наконец, проделав примерно сто двадцать миль, выбрался на красивую улицу под названием авеню А, которой не было место на моей воображаемой карте Манхэттена.
Я дошел до большого сквера с деревьями, сел на скамью и уставился в никуда, ощущая утро всем телом и жалея, что со мной нет багажа. Потом я занял положение поудобнее, пристроив голову на спинке скамьи, и вскоре уже лежал, подперев щеку рукой и подобрав ноги. Рука служила мне подушкой, а теплый воздух одеялом. Я смотрел на деревья и облака и принуждал их плыть быстрее, чтобы поскорей оказаться в постели. Не хотелось даром тратить драгоценное время, но тело отказывалось служить.
Через час или два – бог весть – я встал, забрел в бар со столиками на улице и попросил горячий шоколад. На углу я заметил табличку «Томпкинс-сквер». Я знал это место, Бабочка писала о нем. Возможно, скамья, на которой я лежал, была та самая, на которой она сидела вечером 11 сентября 2001 года в ожидании незнакомца.
Без десяти два я уже стоял у стойки регистрации в отеле. Пожилой мужчина протянул мне ключ и указал в нужную сторону.
– Обычно я днем не работаю, – сказал он. – Я дежурю по ночам.
Я попытался выказать интерес, но сил не было разговаривать, и он не настаивал. Я извинился, сказал, что устал, и отправился на поиски своего номера. Даже если это была самая милая гостиница из тех, где мне доводилось жить, я слишком измучился, чтобы ее оценить. Я просто принял душ и лег спать.
Глава 12
На ступеньках Нью-Йоркской публичной библиотеки
Стало жарко, и я проснулся в незнакомой комнате. Внутренние часы не работали, но солнце светило прямо в занавески. Пускай все номера отелей отличаются друг от друга, но у них есть что-то общее – трудно сказать, что именно, но ты это понимаешь, как только просыпаешься.
Сначала я не мог вспомнить, что видел во сне. Потом подумал о зубной щетке и пасте, но они где-то странствовали вместе с прочим багажом. Тогда я послал гигиену полости рта к черту, обошелся туалетной бумагой и вышел на улицу.
Найдя кафе, которое мне понравилось, я заказал завтрак. Я был сонным и чувствовал себя пьяным. Что я тут делал, в смысле в Нью-Йорке? Допустим, шел по следу, но разве это достаточно серьезный повод, чтобы сломя голову мчаться на другой континент? Или же я еще глубже увяз в трясине, которая, как я думал, меня отпустила?