Три жизни

Рампа Лобсанг

Позже, когда день начал клониться к вечеру, сестра разбудила старика и сказала ему: «О, сейчас вы выглядите намного лучше, может быть, перекусите?»

Старик механически закивал головой. Мысль о еде его не вдохновляла, но что было делать, если сестра настаивала? Она поставила поднос на столик рядом с кроватью и стала кормить его из ложечки, приговаривая: «Ешьте, ешьте. Мы слишком много старались, чтобы позволить себе потерять вас». Молигрубер не успевал проглатывать то, что было у него во рту, как сестра запихивала новую порцию.

В этот момент в палату вошел полицейский и, раздвинув занавески, остановился прямо перед кроватью Молигрубера. «Я удерживаю газетчиков подальше от

вас, – заявил он. – Похоже, они собираются взять больницу штурмом. Они хотят, чтобы завтрашние газеты пестрели заголовками вроде: „Мусорщик спасает ребенка“, а мы объясняем им, что вы слишком больны, чтобы говорить сейчас с кем-либо. Но может, вы все же хотите встретиться с журналистами?»

Старик отрицательно покачал головой со всей энергией, на какую был способен. «Нет, нет, – заговорил он, – неужели они не могут оставить в покое старика перед смертью?»

Полицейский со смехом ответил: «Ну, ну, в вас еще полно сил. Скоро вы снова возьметесь за свою тачку и метлу и отправитесь убирать мусор за всеми этими людишками. Но пока мы будем держать прессу подальше от вас. Мы пригрозим газетчикам, что примем против них меры, если они проберутся сюда, когда вы еще так слабы». С этими словами он покинул палату, а сестра возобновила процесс кормления. Так что еда, казалось, вот-вот полезет из ушей старика Молигрубера.

Приблизительно через час в палату вернулся доктор. Вначале он осмотрел Молигрубера, а затем склонился и стал изучать бутылочку, стоящую под койкой. «Ага, – воскликнул он, – похоже, вся жидкость вышла из этого кармана. А сейчас мы накачаем туда немного воздуха, чтобы легкое спалось». Затем он пустился в разъяснения: «Видите ли, мы закачиваем воздух в плевральную полость, с тем, чтобы он сдавил легкое. Некоторое время вы не сможете дышать им, и оно немного отдохнет. Я также предпишу вам кислород». Затем он высунул голову из-за занавески и крикнул: «Эй там, ребята! Прекратите курить! Нельзя курить, когда устанавливают кислородную палатку!» Тут же раздались гневные возражения со стороны других пациентов. Один сказал: «Почему мы должны отказаться от удовольствия, только из-за этого старикашки? Что он для нас сделал такое?» И мужчина демонстративно закурил новую сигарету.

Доктор отправился на сестринский пост и стал звонить куда-то по телефону. Вскоре появился санитар, и Молигрубера медленно повезли в индивидуальную палату вместе с капельницей. «Хорошо, – сказал врач, – теперь мы можем обеспечить вас кислородом, не рискуя вызвать пожар в больнице. Все будет в порядке».

Вскоре кислородная палатка была установлена, трубка, по которой подавался кислород, была присоединена к специальному крану, выходящему из стены, и Молигрубер, вдыхая кислород, почувствовал себя намного лучше. «Вы будете дышать кислородом всю ночь, – сказал доктор, – а к утру почувствуете себя совершенно по-новому». И с этими словами он покинул палату.

И снова старик забылся сном, но на этот раз более спокойным. Но вечером в палату пришел еще один врач, которого Молигрубер никогда раньше не видел. Он внимательно обследовал старика, а затем заявил: «Я собираюсь извлечь троакар, думаю, вся жидкость, скопившаяся в этом месте, уже дренирована. Приблизительно через час вам сделают еще один рентгеновский снимок, а затем мы решим, как поступить с вами в дальнейшем». Он развернулся и вышел, но затем вновь появился в дверях и спросил: «Нет ли у вас родственников? Кому следует сообщить о вас?»

Молигрубер ответил: «Нет, у меня нету никого. Я один во всем мире. Но надеюсь, что с моей старой тачкой ничего не случится».

Врач со смехом сказал: «О, да, с вашей тачкой все в порядке. Ваши коллеги позаботились, чтобы ее отвезли на так называемую „станцию“.

Так что ваша тачка в полной безопасности, а нам остается заботиться только о вас. Постарайтесь поспать». Прежде чем врач вышел за дверь, Молигрубер вновь заснул. Ему снились раздраженные матери, требующие, чтобы он возвратил шляпки их дочерям, ему снились неистовые репортеры, толпящиеся у его кровати. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что санитар отсоединил его капельницу и готовится к тому, чтобы вновь повезти его на рентген.

«Можно ли мне войти? Я священник», – раздался невдалеке меланхолический голос. Молигрубер открыл глаза и с удивлением уставился на фигуру, появившуюся перед ним. У кровати стоял очень высокий, худой человек, облаченный во все черное, если не считать белого воротничка, обтягивающего шею под самым адамовым яблоком, которое энергично ходило вверх и вниз, словно собираясь сорваться с этого тощего горла. Лицо было бледным с ввалившимися щеками и крупным красным носом. Священник присел рядом с кроватью Молигрубера и, внимательно глядя прямо ему в глаза, сказал: «Я священник и изучаю здесь психологию. Таким образом, я могу помогать больным, лежащим в этой больнице. Я учился в Мэритемезе». Молигрубер нахмурился и произнес: «А я учился в Гэлгэри – на городской свалке».

Священник взглянул на него и сказал самым серьезным тоном: «Я невыразимо расстроился, узнав, что в учетной карточке не значится ваша принадлежность ни к одной религии. Я пришел, чтобы принести вам Слово Божье».

Старик нахмурился еще больше. «Слово Божье? – сказал он. – Почему вы считаете, что я расположен слушать всяческую болтовню о Боге. Что сделал для меня Бог? Я рос сиротой». Все это он произнес с видом крайнего раздражения, не желая разбираться в том, насколько логично звучали его слова. «Моя мать ничего не хотела для меня делать, а мой отец мог быть любым из сотни мужчин, которых она в то время знала. Я должен был заботиться сам о себе с тех пор, как себя помню. В детстве меня научили молиться, и я молился. Но это мне ничего не дало. Наконец я получил работу мусорщика на городской свалке».

Священник опустил глаза, покрутил пальцами в воздухе, а затем произнес: «Вы находитесь сейчас в очень опасном положении из-за вашей болезни. Готовы ли вы встретиться со своим Создателем?»

Молигрубер посмотрел прямо в глаза сидящему рядом с ним человеку и ответил со злостью в голосе: «Откуда я могу знать, кто создал меня? Я же объяснил вам, им мог быть любой из сотни мужчин. Не думаете ли вы, что Бог спустился на землю, чтобы вылепить меня из теста?»

Священник казался шокированным и оскорбленным. Когда он, наконец, ответил, голос его звучал еще более меланхолично: «Вы насмехаетесь над Богом, брат мой. Вы должны подготовиться к встрече со своим Создателем, со своим Богом, так как, возможно, в скором времени, вам предстоит явиться на Его Суд. Готовы ли вы к этому?»

Молигрубер воинственно воскликнул: «Действительно ли вы верите во всю эту чушь об иной жизни?»

«Конечно же, верю, конечно же, верю, – сказал священник. – Это написано в Библии, и каждому известно, что следует верить всему, что написано в Библии».

На это старик ответил: «А я не верю. В юности я немного читал, собственно говоря, я даже ходил в Библейскую Школу, и тогда я понял, что все это чистейшей воды вранье. Когда ты умер, то умер, – вот что я всегда говорю. Когда человек умирает, его закапывают, а потом, если у него есть родственники (лично у меня их нет), они являются на могилу с цветами и бросают их сверху на кучу земли, под которой лежит умерший. Вам не удастся убедить меня в том, что существует еще и другая жизнь, после этой. Как по мне, то и эта жизнь не особенно-то нужна!»