Три жизни
Шрифт:
— Я не очень хорошо в этом разбираюсь, мисс Меланкта, но, как мне кажется, я все-таки способен на глубокое чувство, хотя, как я уже вам сказал, мне больше по вкусу, когда все спокойно и тихо, и я не вижу ничего плохого в том, что человек держится подальше от опасности, мисс Меланкта, особенно от опасности смертельной, а я не знаю большей опасности для человека, мисс Меланкта, чем если этот человек влюбится в кого-нибудь без оглядки. Я не боюсь ни болезни, ни настоящей беды, мисс Меланкта, и я не хотел бы распространяться насчет того, что и как я стал бы делать, окажись я в беде, вам оно, конечно, виднее, мисс Меланкта, но чего я точно не стал бы делать, так это лезть очертя голову в эдакую вот напасть просто от скуки. Нет-нет, мисс Меланкта, я себе так это представляю, что на свете
Джефферсон замолчал, и Меланкта тоже посидела немного молча и подумала.
— Это, конечно, многое объясняет, доктор Кэмпбелл, из того, о чем я сидела и думала, пока слушала вас. Я все никак не могла взять в толк, как это так: вы такой славный, и все на свете знаете, и со всеми знакомы, и так здорово про что угодно можете поговорить, и все от вас просто без ума, и всегда у вас такой вид, как будто вы над чем-то думаете, и при этом вы ничего по-настоящему про людей не знали и не знаете, и никак не можете разобраться, что у них к чему. А все это оттого, доктор Кэмпбелл, что вы очень боитесь потерять свой легкий способ всегда быть хорошим и добрым, а еще мне кажется, доктор Кэмпбелл, что такого рода доброта немногого стоит.
— Может, вы и правы, мисс Меланкта, — ответил ей Джефферсон. — Я же и не говорил, что будто вы совсем-совсем неправы. Может, мне бы и впрямь стоило во всем этом получше разобраться, что к чему, мисс Меланкта. Может, оно и пошло бы мне на пользу, если уж я взялся заботиться о цветных, мисс Меланкта. Я же и не говорю, что нет, мол, ничего подобного; может, мне и стоило бы как следует разобраться в женщинах, если только, конечно, подойти к этому вопросу с правильной стороны, и если бы нашелся для меня подходящий в этих делах учитель.
«Мис» Херберт тихонько пошевелилась во сне. Меланкта поднялась и пошла посмотреть, что с ней такое. Доктор Кэмпбелл тоже встал и пошел с ней вместе, на случай, если понадобится помощь. «Мис» Херберт проснулась, ей стало немного лучше. Вскоре наступило утро, доктор Кэмпбелл отдал Меланкте все необходимые распоряжения, а потом ушел.
Меланкта Херберт всю свою жизнь любила и уважала людей добрых, милых и рассудительных. Джефферсон Кэмпбелл как раз и воплощал в себе все то, к чему Меланкта всегда тянулась. Джефферсон был сильный, прекрасно сложенный, симпатичный, веселый, умный и добрый мулат. К тому же сперва ему до Меланкты вообще не было никакого дела, а когда он с ней все-таки познакомился, то она не то чтобы ему очень уж понравилась, и ему вообще казалось, что добром она не кончит. А еще Джефферсон Кэмпбелл был такой интеллигентный. Джефферсон никогда не делал таких вещей, которые делали другие мужчины, и которые начали теперь казаться мерзкими, в смысле, Меланкте. А еще Джефферсон Кэмпбелл, судя по всему, не очень хорошо отдавал себе отчет в том, чего от него ждет, по-настоящему ждет Меланкта, и от всего от этого Меланкту тянуло к нему все сильней и сильней.
Доктор Кэмпбелл заходил проведать «мис» Херберт каждый день. «Мис» Херберт после той ночи, когда они сидели с ней вдвоем, и впрямь стало немного легче, но все-таки «мис» Херберт была очень и очень тяжело больна, и всем было понятно, что со дня на день придется ей упокоиться. Меланкта, само собой, делала все, и каждый день, что только в женских силах. Джефферсон от всего этого все равно лучше думать о ней не стал. Прилежная-то она прилежная, только не этого он в ней искал. Он прекрасно знал, что Джейн Харден была права, когда говорила, что Меланкта всегда хорошо относится к людям, только лучше от этого она все равно к Меланкте относиться не стала. А еще и «мис» Херберт тоже к Меланкте лучше относиться не стала, прямо до самого последнего дня своей жизни, так что Джефферсону, в общем-то, было не очень
Джефферсон и Меланкта теперь стали видеться, и очень часто. Теперь им нравилось бывать друг с дружкой, и когда они разговаривали, время для них бежало незаметно. Они и теперь, когда говорили промеж собой, то разговор у них по большей части шел о всяких внешних вещах и о том, кто что думает. Если не считать отдельных моментов, да и те-то случались совсем нечасто, никто из них почти не слова не говорил о том, кто что чувствует. Иногда Меланкта подтрунивала над Джефферсоном, слегка, просто чтобы дать понять, что она все помнит, но чаще всего она просто слушала, как он говорит, потому что Джефферсон, как и прежде, любил поговорить о тех вещах, в которые он верил. Меланкте Джефферсон Кэмпбелл с каждым днем нравился все больше и больше, да и Джефферсон начал понемногу привыкать к мысли о том, что голова у Меланкты действительно на месте, а еще он понемногу начал чувствовать, какая она славная, и что-то в ней такое есть. И дело не в том, как она заботится о «мис» Херберт, для Джефферсона эта ее особенность никогда слишком много не значила, но в самой Меланктиной природе было что-то такое, к чему Джефферсона тянуло все сильнее и сильнее, особенно когда они бывали вместе.
«Мис» Херберт становилось все хуже. Как-то раз доктор Кэмпбелл снова решил, что уж этой ночью она точно до утра не дотянет. Доктор Кэмпбелл сказал, что вернется, чтобы помочь Меланкте ухаживать за ней, и сделать все, что нужно, для того, чтобы смерть у «мис» Херберт была легкая. Доктор Кэмпбелл вернулся поздно вечером, после того, как обошел всех прочих своих пациентов, потом он устроил «мис» Херберт поудобнее, а потом вышел на лестницу и сел на ступеньках чуть выше того места, где сидела с лампой Меланкта, и вид у нее был совсем усталый. Доктор Кэмпбелл тоже очень устал, и какое-то время они сидели молча.
— У вас сегодня ужасно усталый вид, доктор Кэмпбелл, — сказала, наконец, Меланкта, голосом очень тихим и очень мягким. — Может быть, вам лучше пойти, лечь и поспать? Вы слишком много сил тратите на заботу о других людях, доктор Кэмпбелл. Мне очень приятно, что вы согласились остаться тут у нас сегодня ночью, но все-таки мне кажется, что это не совсем правильно, когда вы не спите ночами, при том что у вас столько забот о других людях. Очень мило было с вашей стороны, что вы сегодня вечером к нам вернулись, доктор Кэмпбелл, но, честное слово, я сегодня справлюсь и без вас. Если что, соседка поможет, вы не сомневайтесь. Идите-ка вы лучше домой и выспитесь как следует, слышите, доктор Кэмпбелл? Я же говорю: вид у вас такой, что сразу ясно, что вам это никак не повредит.
Джефферсон немного помолчал, и все это время смотрел он на Меланкту очень пристально и нежно.
— Вот уж никак не думал, мисс Меланкта, что вы такая предупредительная и так искренне станете обо мне заботиться.
— Доктор Кэмпбелл, — сказала Меланкта, тоном еще более мягким. — Я тоже никогда не думала, что вам понравится, что я о вас забочусь. Я тоже никогда не думала, что вы дадите себе труд обращать внимание на мою предупредительность и вообще.
Они еще долго сидели так вдвоем, оба очень усталые, очень тихие и с чувством заботы друг о друге. Потом наконец Меланкта, голосом очень тихим и ровным, начала говорить с Джефферсоном Кэмпбеллом.
— Вы действительно очень хороший человек, доктор Кэмпбелл, и с каждым днем я это чувствую все сильней и сильней. Доктор Кэмпбелл, в чем я уверена, так это в том, что мне всегда хотелось дружить с таким человеком, как вы: теперь я это знаю наверняка, потому что узнала вас немного ближе. В чем я еще уверена, доктор Кэмпбелл, так это в том, что вы не станете делать таких вещей, которые делают другие мужчины, мерзких вещей, доктор Кэмпбелл. Скажите мне начистоту, доктор Кэмпбелл, как вы относитесь к тому, чтобы мы с вами стали друзьями? В чем я уверена, доктор Кэмпбелл, так это что человек вы хороший, и если скажете, что вы мой друг, то никогда от этих своих слов не откажетесь, не то что все прочие, которые только и знают, что водить за нос бедных девушек, которым они имели несчастье понравиться.