Три зимовки во льдах Арктики
Шрифт:
Мы ответили на эти телеграммы:
«Все указанное вами получили бы с удовольствием. Но в отношении намека Москве думаю, что следует воздержаться. Возможен подход к «Седову» ледокола, поэтому настаивать на полете не имею права, тем более что на судне пока все обстоит благополучно...»
Сверх ожиданий посылку мощного ледокола в район «Седова» до конца августа организовать не удалось. Вместе с тем в двадцатых числах резко похолодало, и дрейф на северо-запад сильно ускорился. 25 августа я сообщил в Главсевморпуть:
«Считаю неизбежным продолжение «Седовым» дрейфа. С 1 сентября
Вскоре с острова Рудольфа мне сообщили, что получен приказ экипажу самолета «СССР-Н-171» срочно готовить машину к беспосадочному рейсу: остров Рудольфа - «Седов» - остров Рудольфа. Это было очень трудное задание, связанное с большим риском. Тем не менее, летчики встретили распоряжение о подготовке к полету с большим энтузиазмом.
«Машина в полной готовности, - сообщил Степанов.
– Летный состав рвется в воздух...»
Нужно было проделать большую работу по подготовке грузовых парашютов: все необходимые грузы мы могли получить лишь с воздуха. Судя по сообщениям с острова Рудольфа, на нас должен был обрушиться целый дождь посылок.
Летчики собирались сбросить с самолета на парашютах глубоководную лебедку, 5 100 метров нового троса для глубинных измерений, термометры для батометров, карты Земли Франца-Иосифа, Гренландии и Шпицбергена, секундомеры, радиолампы, напильники, по которым так тосковали наши механики, стекла для ламп, свежие яблоки, комнатные веники, несколько туш свежего мяса, 25 стаканов, несколько тюков теплой одежды, лыжи, новые кинофильмы, зубную пасту, комплекты газет и журналов и много других не менее ценных вещей.
Особенно заманчивы были для нас сообщения о богатейшем научном оборудовании, погруженном на самолет. Скучали мы и по письмам из дому.
В эти же дни к острову Рудольфа подошел пароход «Русанов». Исполнительный Степанов немедленно сообщил, что на пароходе доставлены новые письма. Нам не терпелось узнать новости с Большой земли, и мы попросили командование парохода рассказать нам по радиотелефону, что нового в Архангельске, - «Русанов» обладал достаточно мощным передатчиком, чтобы мы его услышали. Капитан охотно согласился, и в один из вечеров, собравшись в кают-компании, мы услышали из репродуктора:
«Алло, «Седов», алло, «Седов»! Вас вызывает «Русанов»! Как вы меня слышите? У микрофона капитан «Русанова», помполит и штурман».
Штурмана Чернявского мы хорошо знали, - он зимовал вместе с нами на «Садко». Остальные тоже были знакомы.
Долго длилась эта беседа. Перебрали на память всех знакомых, разузнали все новости навигации, познакомились со многими новшествами, введенными в практику арктических пароходств. За эти годы мы все-таки изрядно отстали от жизни, и, судя по всему, нам предстояло на Большой земле со многим знакомиться
«Русанов» доставил самолету «СССР-Н-171» большое количество горючего. Для нас он привез дополнительные запасы научного оборудования. Разгрузка корабля производилась усиленными темпами. В ней участвовали все жители острова Рудольфа, в том числе и летчики. Люди спешили закончить эту работу поскорее, чтобы сразу же взяться за непосредственную подготовку самолета к большому рейсу.
Степанов передавал нам:
«Работаем круглые сутки. Здорово все устали. Вот только сильный прибой мешает. Разбило тур «причала». Но ничего - разгрузка идет. Сразу, как только отправим «Русанова», летчики начнут готовить самолет. Сверх того, что вы просили, можно будет, наверно, еще килограммов пятьсот взять».
С огромным нетерпением ждали мы появления самолета над нашим кораблем. Однако с каждым днем погода портилась все сильнее и сильнее. Снегопад, пурга, морось, обледенение такелажа и рангоута - все эти малоприятные приметы арктической осени приходилось все чаще и чаще вписывать в вахтенный журнал. К тому же резко сокращалось количество светлого времени, удобного для полетов.
Наши друзья-летчики были готовы пренебречь всеми опасностями и вылететь к нам в любую погоду. Но мы вовсе не хотели, чтобы из-за нас пилоты рисковали своей жизнью, тем более, что мы могли, хотя и не без некоторых трудностей, продержаться еще одну, третью по счету, полярную ночь за счет всяких судовых резервов.
И когда светлое время сократилось до минимума, а погода все еще не улучшалась, я решил послать новую телеграмму в Москву:
«В связи с наступлением темного времени, указанной много ранее невозможностью посадки, а также в связи с тем, что в районе дрейфа стоит устойчивая неблагоприятная погода, - считаю необходимым сообщить дополнительно к своей телеграмме от 25 августа, что полет самолета к «Седову» является весьма рискованным я с то же время не вызывается острой необходимостью. Для обеспечения нормальной жизни и работы экипажа будут использованы все возможности из имеющихся ресурсов... »
Не стоит кривить душой и представлять дело таким образом, словно подобное решение можно было принять без больших колебаний. Конечно, колебания были - не так легко было отказаться от всего того, что нам обещали доставить летчики. Но мы обязаны были это сделать, и я вручил радиограмму, Александру Александровичу Полянскому для передачи...
* * *
Надо было готовиться к третьей зимовке во льдах. Сама по себе зимовка эта нас нисколько не страшила: мы вооружились достаточным опытом борьбы со льдами, свыклись с обстановкой долгих полярных ночей, научились переносить и холод, и пургу, и частые сжатия. Но эта зимовка имела свои особенности, с которыми нельзя было не считаться: после того как мы достигли рекордной широты 86°39',5, корабль настолько круто повернул к югу и настолько ускорил свой дрейф, что можно было ожидать относительно быстрого выхода изо льдов. Судно могло оказаться у кромки дрейфующего пака еще до восхода солнца.