Триада

Звезда ещё не успела растаять в сиреневом рассвете, как на горизонте появился невидимый корабль. Невидимый для тех, кто не знаком с флотом Аргваллиса. Он нёсся, будто громадная рыба по волнам, пока капитан не скомандовал:

– Сложить зеркала!

И тогда зеркальная чешуя, движимая механизмом, поползла в стороны, закрутилась, сложилась и спряталась, оголяя белый корпус и золотую корму в форме сияющей звезды. Стеклянная крыша без мачт и парусов заблестела в первых лучах

Верхний ярус корабля сплошь покрывало стекло, и в этой огромной беседке, где теперь сверкали рассветные лучи, находились только два человека в убранстве ковров, резьбы и белоснежных колонн. Они сидели рядом в бархатных креслах у самого окна, и смотрели, как приближается берег, фонарь маяка, как небеса из сиреневых становятся розовыми, и движутся по ним позолоченные солнцем облака.

Один из сидящих в креслах, золотовласый юноша с глазами-искрами, вдруг положил ладони на подоконник и тихо запел, глядя на приближающиеся холмы:

– На горных склонах, на туманных берегах

Средь золота, цветов и ароматов

Родное сердцу что-то тихо напевав

Искал я путь, куда идя – не знаю…

Его спутник в капюшоне опустил голову.

– Мы скоро вернёмся, Орвель. – сказал он, и в голосе этом была улыбка.

– Но знаю, что, куда бы ни пришёл

Здесь всё моё – от берега до края,

От крохотного самого окна

До свода, в небесах что утопает.

Мне дорога здесь каждая дорога

И каждый след, оставленный в грязи

И пусть его оставил кто – не знаю,

Такой же след оставлю я вблизи.

Человек в капюшоне присоединился, и голоса перемешались в чудесной мелодии.

– И пусть всему посчитаны мгновенья,

И скажут пусть, что для всего свой час

Аргваллис не предаст никто забвенью,

Ведь продолжение он каждого из нас.

Пение стихло.

– Почему ты никогда не пел со мной? – спросил Орвель, развернувшись в кресле.

– Музыка – твоя стезя, друг мой. Мне в ней с тобой не соперничать.

– Не хвали меня! – рассмеялся Орвель, и весёлые морщинки заиграли на лице. – А то буду довольствоваться старым, а нового никогда не напишу.

Человек в капюшоне поднялся, прислонился к стеклу и удержал развевающуюся занавеску.

– Напишешь. – сказал он. – Не тоскуй, мы здесь на три дня.

– Я уже тоскую.

– Зато твои предки будут рады, что ты снова ступил на берег родины.

Холмы приближались, и уже слышался плеск волн о берег. Маяк-гигант вырос перед кораблём, и был он таким высоким, что фонарь на его верхушке уже было не разглядеть. У берега толкались десятки людей, готовя причал к гостям. Над волнами показались гладкие головы кудовисов – аргваллийских гигантов с крошечными глазами, и люди с берега, бранясь друг с другом, наспех снимали ремни и цепи со зверей и загоняли

– Двери, двери! Проклятый… уйди! – доносилось с берега.

– Сам закрою!

– Да справа тяни! Ну!

– Заткнись!

Брань перемешалась, и потянули за тросы. Двери, скрытые водой, захлопнулись, запирая кудовисов в затоне. Те, веселясь, брызгали на людей водой и стрекотали высоко и нежно, будто птицы. Корабль закачался на волнах, и коснулся бортом деревянного моста. Тогда опустили якорь.

Солнце поднялось над горизонтом, и утренняя прохлада начала сменяться обычной для Эллатоса жарой.

Здесь, на сырой пристани, вились рои мошек, что будто нарочно пытались залететь в глаза, нос и уши. Орвель спрыгнул на мост и вдохнул влажный сладкий воздух Эллатоса. Волны бились о причал, но даже их шум перекрикивали латосы, до сих пор бранясь, уже не понятно даже о чём.

Орвель взглянул на океан, зевнул и выгнул затёкшую спину, но тут же получил толчок в бок. На него задом налетел бородатый краснолицый латос в шапке, едва ли не закрывающей глаза.

– Смотри по сторонам! – рявкнул он. – Щенок аргваллийский!

– Разгрузка! – завопил другой латос.

– Вы видели Пивси? – спросил Орвель и потёр глаза, что не сомкнулись ночью ни на мгновение. – Он обещал меня встретить.

– Какой ещё Пивси? – крикнул латос. – Ты сначала рубаху свою в штаны заправь. А потом вопросы задавай… людям приличным. – проворчал он и сел, наматывая верёвку на крюк.

Орвель оказался среди снующих туда-сюда латосов, и каждый, задевая его, бранился.

– Да уйди, уйди что ли! – кричали они.

– И куда этих щенков с собой берут!

– Бороду отрасти сначала, а потом в плаванье иди!

Орвель отошёл и зажмурился, помяв виски.

Тут по лестнице, что вела на мост, заспешили шаги и молодой латос, наспех разряженный, как форменный щёголь – синяя рубаха из шёлка, белая жилетка и кожаные штаны – побежал по причалу, едва не теряя шапку, в которой торчало красное перо. Он махал рукой Орвелю и кивал.

– Владыка Кастари! – счастливо завопил он.

Латосы разом умолкли и уставились на Орвеля. Их глаза стали до того круглые, до того скривились рты, что он рассмеялся. Латос Пивси подбежал и раскинул руки для объятий. Орвель не заставил себя долго ждать.

– Здравствуй, Пивси! – сказал он, крепко обнимая латоса. – Признаюсь – скучал.

Тишина на причале прерывалась лишь шумом волн. Пивси, крепкий малый с румяными щеками, оторвался от Орвеля только тогда, когда встретился взглядом с перепуганными латосами. Пивси, держа Орвеля за худенькие плечи, строго спросил:

– Что вам эти собаки наговорили, владыка?

Орвель обернулся на латосов и сощурился от солнца.

– Они меня впервые видят.

Пивси направился к латосам огромными шагами.