Триада
Шрифт:
Ищу глазами прохожих. «У вас телефон есть?» – в ответ пожилая женщина ускоряет шаг. «Можете дать позвонить?» – бросаюсь я на мужчину. «А что мне за это будет?» – с противной пьяной ухмылкой обращается он ко мне. Я тут же отшатываюсь, оставив его вопрос без ответа. До последней электрички остается минут двадцать, меня накрывает дикая паника, но я держусь, не ложусь на землю, проливая реки слез. Пока действует адреналин, я могу что-нибудь придумать. Тот ларек так и не закрылся, тетенька меня обманула, как, наверное, и насчет телефона. Какой-то парень покупает у неё зажигалку, я решаю
– Извините, у вас будет телефон позвонить? Я могу заплатить, – умоляю я, сжимая обледеневшей рукой свои последние 50 рублей.
Продавщица подслушивает, но виду не показывает. Свет из ларька освещает лицо парня в очках. Он достаёт из кармана «Сяоми» с трещиной на весь экран и протягивает его мне. «Да, конечно», – с улыбкой произносит мой спаситель. Пальцы настолько холодные, что сенсор едва реагирует на нажатия. Какое счастье, что тетя никогда в жизни не меняла номер.
– Теть Наташ, у меня беда, у меня украли сумку. Я вот сейчас на стою на Ленинградском, не знаю, что теперь делать.
– И на электричку денег нет? – в ответ отрицательно мычу. – Господи. Что ж делать-то теперь! Да ещё и без паспорта, и без телефона?
– Угу.
– Регина, это беда, придется дяде Валере ехать за тобой. Но только ждать тебе придется немало, там пробки на трассе. Ох, Господь, за что ж ты нам такое послал, – начинает причитать тетя.
Хочется провалиться под землю. Своим существованием я испорчу людям сегодняшний праздник. Не будь я сиротой, может быть, со мной бы так не бегали. Но я привыкла к снисхождению.
– Слушай, доча, ты сейчас по какому телефону говоришь? Может, мы туда деньги пошлем? Спроси-ка, привязана ли карта.
Прикрываю микрофон рукой и обращаюсь к парню. Всё это время он стоял в темноте и курил, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Не привязана, – он делает затяжку, а потом спрашивает. – А сколько надо?
– Триста.
Парень мотает головой и закатывает глаза:
– Это вообще не проблема. Не надо ничего пересылать, я просто так дам. Ерунда.
Я смотрю на него снизу вверх, как на святого, спустившегося с небес. А говорят, что в Москве все жадные. Мама меня всю жизнь учила не брать чужого и вежливо отказываться, когда что-либо предлагают, но с её этикетом я бы точно давно попала в могилу. Возможно, она просто хотела, чтобы мы поскорее встретились с ней наверху.
– Тетя, всё нормально, я скоро приеду.
Так и выглядит, наверное, новогоднее чудо.
– Только это. У меня нет налика. Надо будет снять в банкомате.
Сказка перед моими глазами начала понемногу развеиваться. До следующей электрички остаётся минут десять, если не поторопиться, придется праздновать Новый год на вокзале. Но я слишком боюсь устраивать истерику и торопить добродушного парня, который в любой момент может передумать заниматься благотворительностью. Первый банкомат издает противный лязг – «Не работает, собака». Во втором – закончились мелкие купюры. Стрелки часов тикают в ушах, сердце колотится, но я не подаю виду. Парень мне что-то рассказывает, пытается меня отвлечь, успокоить,
Бог любит троицу. Третий банкомат наконец выплевывает несчастные триста рублей. Напоследок я пытаюсь разглядеть имя своего ангела-хранителя на карте, но она оказывается неименной.
Мы бежим к станции, не обращая внимание на светофоры. Но уже на месте меня берет страшное волнение, потому что сквозь шум в ушах я слышу звук удаляющейся электрички.
– Можно, пожалуйста, билет до Павловского Посада? – запыхавшись спрашиваю я через окошко.
– Следующая только завтра, в 5:33. Чуть-чуть опоздали. Пять минут назад ушла.
В глазах все меркнет. Мечусь из угла в угол, не понимая, что теперь делать. Хочется лечь в сугроб, накрыться им, как большим пуховым одеялом, и заснуть. Как глупо. Словно я вновь услышала неправдоподобное и абсолютно нелепое в трубке телефона: «Регина, ваша мама умерла». Я тогда не поверила. Ещё вчера утром мы спокойно завтракали вместе блинчиками с медом, а вечером она просто упала с лестницы. Я даже не успела её навестить в больнице.
– Слушай, мне очень жаль. Но, знаешь, мы можем отпраздновать энгэ вместе. Я тоже сегодня один остался. Как-то так, – тихо и с неловкостью произносит парень, который до сих пор меня не покинул.
Кто он? Высокий, но слегка сутулый и щуплый, даже через зимнюю куртку видно, что парень не любитель спортзалов. Очки на пол-лица, нисколько не делающие из него интеллигента. Как будто обычный одноклассник, который всегда сидел за задней партой, хорошо отвечал по физике и ни с кем не разговаривал.
– А где? – выгнув бровь, интересуюсь я.
– Можно у меня. Я живу недалеко, в двух станциях отсюда. Метро уж точно ходит сегодня всю ночь.
Делаю удивленное лицо.
– Как-то не очень прилично, – несмотря на наивный вид, парень всё равно не внушает мне полного доверия.
– Приставать не буду. Ты не в моем вкусе.
– Прямолинейно, – его слова вызывают во мне ещё большее недоумение.
– Слишком юная, что ли.
– Мне девятнадцать, дядя, – зачем-то начинаю оправдываться, хотя уже планировала свалить от этого чудака.
– Ты подрастешь и поймёшь, когда тебе тоже будет двадцать три. Поймешь, что между нами – не четыре года, а огромная пропасть. Даже через пару лет не поверишь, что ты сейчас и ты тогда – это один и тот же человек.
Смотрю на него в упор, пока в моей голове решается нелегкая задача.
– Нет, чел, так не пойдет. Но спасибо за приглашение, – в ответ на меня смотрят печальными понимающими глазами. – А дашь позвонить в последний раз?
Он протягивает мне телефон, в трубке раздаются долгие гудки.
Может, этот зануда вовсе безобиден. По крайней мере таким он кажется. Если я соглашусь, то не испорчу тете новогоднюю ночь и успею посмотреть куранты. Меня не будет тихо ненавидеть угрюмый дядя Валера за то, что ему приходится праздновать Новый год в дороге. Я не буду всем напоминать о нашей общей потере своим видом, потому что: «Региночка, как же ты похожа на свою мать в молодости, одно лицо». Мне остаётся только безумство. Да и разве со мной может произойти что-то хуже смерти?