Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
Шрифт:
— Хорошо, — сказал я после секундного раздумья. — Вы переночуете в этой комнате, но я запру вас в ней на ключ. Если же вы попытаетесь ускользнуть, то предупреждаю вас, мистер Скаддер, пистолетом я владею так же хорошо, как вы пером.
— Я был в этом уверен, — сказал он, вскакивая из кресла с какой-то юношеской энергией. — Хотя вы до сих пор не представились мне, сэр, я никогда не ставил под сомнение способности белого человека. У меня к нам просьба. Не могу ли я воспользоваться вашей бритвой?
Я провел его в ванную и оставил одного. Через полчаса оттуда вышел безбородый, тщательно выбритый джентльмен, который, судя по
— Боже! — воскликнул я. — Да вас не узнаешь, мистер Скаддер!
— Мистера Скаддера больше не существует, — строго заметил он мне, — Перед вами капитан Теофилус Дигби, которому командование предоставило отпуск по семейным обстоятельствам. Прошу вас не забывать об этом, сэр.
Постелив ему на диване, я запер дверь на ключ и прошел в свою комнату. Уже засыпая, я вдруг улыбнулся — бывает же на свете такое!
Меня разбудил шум — кто-то стучал кулаком в дверь. Я сообразил, что это пришедший делать уборку Паддок ломится в курительную комнату. Этот Паддок был ленив и глуп, как гиппопотам, но именно поэтому я мог быть уверен, что он не проболтается.
— Да перестаньте же, наконец, — сказал я, выходя из своей двери. — У меня остановился мой друг капитан… — я тотчас осекся, потому что забыл его имя. — Приготовьте-ка нам лучше завтрак.
Я сообщил Паддоку, что врачи рекомендовали моему другу полный покой, что его не должны беспокоить ни чиновники министерства по делам колоний, ни даже сам премьер-министр — иначе его здоровью будет нанесен непоправимый ущерб. Монокль и неподражаемая манера цедить сквозь зубы слова, произвели на Паддока настолько сильное впечатление, что он говорил Скаддеру то и дело «сэр», и я с усмешкой подумал, что я не удостоился этой чести ни разу в течение месяца.
Позавтракав, я отправился по делам в Сити и вернулся домой только к обеду. Я заметил, что у лифтера было вытянутое, словно он проглотил какую-нибудь гадость, лицо.
— Скверные дела, сэр, — сообщил он мне, — Джентльмен из пятнадцатой дал дуба. Тело только что увезли в морг. Полиция осматривает квартиру.
Я поднялся наверх. Инспектор и двое бобби деловито осматривали квартиру. Я задал им несколько идиотских вопросов, и они быстро выпроводили меня вон. Мне удалось также поговорить со слугой Скаддера. На все мои вопросы он плаксивым голосом отвечал, что ничего не знает. Он был глуп и скучен, как церковный служка. Я дал ему полкроны, чтобы немного утешить его.
На следующий день я посетил открытое слушание о дознании, проводившемся полицией. Представитель одного из издательств утверждал, что покойный был американцем, желавшим заключить контракт на поставку бумаги для издательства. В ходе дознания было решено, что покойный умер от слишком большой дозы алкоголя. Все бумаги по этому делу передавались американскому консулу. Когда я рассказал о дознании Скаддеру, он очень внимательно меня выслушал, а потом сказал: «Жаль, что меня там не было. Ведь при этом испытываешь такое же острое ощущение, словно читаешь собственный некролог».
После этого он два дня сидел в своей комнате, много курил, о чем-то сосредоточенно размышляя и делая пометки в записной книжке. Вечерами мы играли в шахматы. У него были большие способности — мне ни разу не удалось у него выиграть.
— Ханней, вам следует поглубже познакомиться с этим делом. Мало ли что со мной может случиться. Если я уйду, то вы сможете продолжать борьбу вместо меня.
Он начал втолковывать мне премудрости высокой политики, но я слушал его очень невнимательно, потому что я люблю действия, а не рассуждения. Сказать по правде, меня не интересовал и сам Каролидес — в конце концов какое мне до него дело? Я хорошо помню, Скаддер особенно подчеркивал тот факт, что опасность начнет угрожать Каролидесу только тогда, когда он приедет в Лондон, причем исходить она будет из самых высоких сфер, так что у него не возникнет никаких подозрений. Почему-то моя память цепко удержала одно женское имя: Юлия Сеченьи. «Наверное, она выступает в роли приманки», — подумал я. Помню также, что Скаддер говорил о каком-то черном камне, о каком-то пришепетывающем человеке, но с особенным отвращением и, как мне показалось, даже со страхом говорил о старике, у которого молодой голос, а глаза, как у ястреба. Я никогда не забуду его последние слова.
— Смерть похожа на сон после тяжелого трудового дня. Наутро вы просыпаетесь, а в открытое окно врываются запахи скошенной травы и ослепительные лучи солнца. Я каждое утро благодарю Бога за еще один прожитый день и молю Его только о том, чтобы Он разбудил меня на другом берегу реки Иордан.
На следующий день он был в хорошем расположении духа. После завтрака он взял почитать биографию генерала Джексона [3] . У меня было в этот день много дел, вечером я ужинал в ресторане с одним горным инженером, что, по существу, было тоже деловой встречей.
3
Один из генералов армии южан во время гражданской войны в США (1861–1865).
Я вернулся домой в одиннадцатом часу и решил зайти к Скаддеру, чтобы поболтать с ним и сыграть в шахматы. Я сунул в рот сигару — и открыл дверь курительной. Там было темно. Я включил свет и выронил от неожиданности сигару — на ковре, раскинув руки, лежал Скаддер. В груди его торчала рукоятка ножа. Я почувствовал, что у меня по спине поползла струйка холодного пота.
Глава 2
Молочник отправляется в путь
Я повалился в кресло — меня не держали ноги, я боялся, что меня сейчас вырвет. Минут пять я сидел не двигаясь, как завороженный смотря на лежащее на ковре тело. Потом стащил со стола скатерть и накрыл его ею.