Тридцать дней
Шрифт:
— Ирис, — зовет меня Созидающий. Я подхожу к нему, и Регин осторожно передает мне младенца. Невольно отступаю назад, просто страшно взять малыша на руки, он кажется таким хрупким…
— Что, сестрица, трусишь? — насмешливо спрашивает Кай.
Брат с нами с того страшного дня, когда Регин перенес нас к воротам магического училища, которое заканчивал Кайрас. Известие о трагедии произошедшей на Зеленом холме брат перенес стойко, скрыв от меня свою боль. Впрочем, он мужчина, и открыто слезы пролила только я, но позже, ночью, я слышала, как Кай разговаривал с родителями, и вновь беззвучно плакала, опасаясь помешать ему. Регин
А вчера, спустя десять дней после трагедии, он привел нас к домику деревенской знахарки, где оставил жену своего правнука с их сыном. Женщина, потерявшая не только мужа, но и привычную ей жизнь, оказавшись в бедном доме, не вынесла перемен и малодушно сбежала, оставив сына на попечение знахарки, уже давно достигшей преклонного возраста. Куда сбежала слабовольная лейда, нас уже не интересовало. Скорей всего, к своим родственникам. По крайней мере, тела знахарка не видела, а вот вещи исчезли. Домик пожилой женщины мы покинули уже вчетвером: Регинис, я, Кайрас и младенец с именем — Стром.
— Я не трушу, — сердито говорю я и все-таки принимаю младенца на руки. Он не такой легкий, каким казался со стороны, но и не тяжелый. Даже не такой хрупкий, как мне казалось. Стром смотрит на меня, широко распахнув глаза, он протягивает ручку и дотрагивается до моей щеки, и мое сердце вдруг наполняется восторгом и умилением. Я целую его в румяную щечку и воркую едва слышно: — Маленький, хорошенький.
Неожиданно нас с малышом обнимают надежные руки Региниса. Он утыкается мне в макушку, и мне кажется, что Созидающий произносит:
— У нас могло бы быть такое будущее. Как же жаль…
Вскидываю голову и смотрю на него во все глаза:
— Что ты сказал?
— Я сказал, что дети наше будущее, — отвечает Регин с улыбкой, но я вижу в его глазах затаенную тоску.
— Ты врешь, — мой голос дрожит. — Ты сказал другое.
— То, что я сказал…
— Не смей мне врать, Регинис! — вскрикиваю я, и Стром пугается. Он плачет, а я растерянно моргаю, не зная, как успокоить ребенка.
— Дай сюда, недотепа, — ворчит Кай, отнимая у меня малыша раньше, чем это делает Регин. Брато смотрит на него и произносит: — Она должна знать. Скажи.
— Не могу, — отвечает творец. Он вдруг кажется мне уязвимым и беспомощным перед тем, чего я не знаю.
— Однажды тебе придется сказать, — жестко говорит мой брат и отходит, чтобы успокоить Строма и дать нам поговорить.
В первое мгновение меня обжигает осознанием, что Регинис что-то скрывает меня, но не таится от брата, однако в следующий миг я забываю об этом, потому что вспоминаю и отказ от слияния, и странные взгляды, которые порой ловлю на себе. В них тоска и боль, но я всегда относила это насчет того, что Регин переживает случившееся с его друзьями и предательство Вайториса, а теперь со всей отчетливостью понимаю, что всё это касается меня и только меня. Страх ледяной змеей вползает в сердце, сжимает его оковами, и я прижимаю руки к груди, пытаясь сдержать пропасть, вдруг разверзшуюся внутри.
— Что? — сипло выдыхаю я. — Что, Регин, что?
— Ирис…
Он начинает, но сразу же замолкает и отворачивается. Я приближаюсь к нему, останавливаюсь за спиной, в
— Не молчи, — всхлипываю я. — Пожалуйста…
Регинис вновь разворачивается лицом ко мне, обнимает и втискивает в свое тело.
— Прости, — шепчет он. — Прости.
Вскидываю к нему лицо, но из-за мутной пелены слез не могу разглядеть дорогих мне черт. Мужские пальцы скользят по моему лицу, собирая соленую влагу.
— Регин, — мой голос срывается, и я договариваю уже шепотом, — расскажи мне.
Он прижимает мою голову к своей груди. Я слушаю быстрый бег его сердца, а потом до меня долетает тусклое:
— Я умираю, Ирис. Моя долгая жизнь подходит к концу.
— Что? — я вырываюсь и широко распахиваю глаза, ловлю его взор. — Повтори! Регинис невесело усмехается:
— Вайтор достал меня на расстоянии. Я больше не слышу Грани. Он отсек меня от них. Энергия Отражений больше не поступает ко мне. Мою жизнь и силу уже ничего не питает, маленькая. Не знаю, сколько мне осталось, но в волосах уже появилась седина. Приглядись, за несколько дней я стал выглядеть старше. Энергия Граней может остановить мое стремительное старение, но я не могу найти дорогу к замку, теперь не могу. Поэтому я отказался от слияния. Я хочу его больше всего на свете, но я не посмею утянуть тебя за собой. Хочу, чтобы ты жила…
— Но если слияние поможет? Что если оно продлит тебе жизнь?!
— А если нет? Возможно, мне осталось дней десять — пятнадцать, может больше, может меньше. Мы никогда не интересовались тем, что будет, если утерять связь с Гранями. И я слишком мало знаю о слиянии, чтобы рисковать твоей жизнью.
— Нет! — я ожесточенно мотаю головой, но Регинис ловит мое лицо в капкан своих ладоней.
— Милая моя, любимая, — жарко говорит он, целуя меня, — желанная, слишком юная. Я не заберу твоей жизни, она слишком дорога мне, чтобы рискнуть и проиграть. Ты будешь жить, а я сделаю тебе дар.
— Не хочу…
— Однажды ты скажешь мне спасибо, только мне будет нужна твоя помощь. Боюсь, один я сейчас не справлюсь, а мне не хочется уйти, пока могу быть вам защитой.
— Что ты хочешь сделать? — сквозь всхлипы спрашиваю я.
Регинис вновь прижимает меня к себе, успокаивающе гладит по волосам, по спине, целует в макушку и молчит. Он дает мне выплакаться, ждет, когда успокоюсь. Только мне не хочется успокаиваться. Как я могу успокоиться, когда моя душа готова покинуть меня? Как я могу выплакать свое горе, когда знаю, что мой любимый умирает? Как я могу не думать о том, сколько времени потратила на то, чтобы оттолкнуть его, и как поздно поняла, кто действительно живет в моем сердце? Он ждал меня семнадцать лет, а был любим не больше пары месяцев… Несправедливо! Нечестно…
— Не отпущу-у-у, — вою я, вжимаясь лицом в твердую мужскую грудь. — Не отда-ам!
— Тьма, — хрипло выдыхает Регин. Его пальцы сжимаются на моем затылке, комкая волосы. — Как же жаль…
Я вскидываю к нему лицо, и горячие губы возлюбленного находят мои. Не поцелуй, это остервенелая борьба на грани пропасти. И крик брата:
— Мы прогуляемся, — едва касается сознания.
Но этого хватает, чтобы решиться на отчаянную мольбу:
— Я хочу познать тебя, — шепчу, разрывая поцелуй. — Я хочу познать твою любовь. Прошу!