Тридцать первое июня (сборник юмористической фантастики)
Шрифт:
— Элли!
Все еще надрываясь от кашля, он кинулся в прихожую. Запах горящей спички превратился в едкую вонь, будто тлел палый лист. Филипп с ужасом уставился на сигарету и швырнул ее в плевательницу. Запах становился все удушливее. Филипп рванул дверцы чулана, ожидая, что оттуда повалят клубы дыма.
— Элли! Кто-то поджег дом!
— Ду что ты такое говоришь, глупый, — донесся снизу голос Элли. — У бедя просто дебдошко подгорели гредки.
Перепрыгивая через две ступеньки, Филипп кинулся вниз по лестнице, и тут у него совсем
— Элли, что ты тут вытворяешь?
Жена посмотрела на него с изумлением.
— Готовлю завтрак.
— Неужели ты не чувствуешь, какая тут вонь?
На плите негромко, многообещающе булькал автоматический кофейник. На сковородке шипела и сверкала яичница из четырех яиц, на буфете просыхали на бумажном полотенце с десяток ломтиков ветчины. Все дышало невинностью и покоем.
Филипп осторожно отнял руку от носа, понюхал и… едва не задохнулся.
— Ты что, в самом деле не чувствуешь, какая тут вонь?
— Дичего я де чувствую, — отрезала Элли.
— Кофе, ветчина… Поди-ка сюда на минутку.
От Элли так и несло ветчиной, кофе, горелыми гренками, но больше всего духами.
— Ты уже душилась сегодня?
— До завтрака? Да ты сбеешься!
— Ни капельки? — Филипп весь побелел.
— Ди капельки.
Филипп помотал головой.
— Постой, постой. Должно быть, мне все это просто кажется… Мне… мне почудилось, вот и все. Слишком много работал, нервы шалят. Еще минута — и все пройдет.
Он налил себе чашку кофе, добавил туда сливок, положил сахару.
Но отведать кофе ему так и не удалось. Он не мог поднести чашку к губам. От кофе разило так, будто оно по крайней мере недели три кипело в грязной кастрюле. Запах был настоящий, кофейный, но какой-то зловеще искаженный, отвратительный и тошнотворный. Он заполнил всю кухню, обжег Филиппу горло — и слезы хлынули у него из глаз.
И тут Филипп начал прозревать истину. Расплескав кофе, он задрожавшей рукой поставил чашку на стол. Духи. Кофе. Сигарета…
— Шляпу, — задыхаясь выговорил он. — Дай шляпу. Мне надо в лабораторию.
По дороге ему становилось все хуже и хуже. Во дворе его едва не стошнило от запаха сырости и гнили, который серым облаком поднимался с земли. Навстречу, дружески виляя хвостом, кинулся соседский пес, испуская благоухание целой собачьей своры. Пока Филипп ждал автобуса, каждая проезжавшая мимо машина обдавала его удушливым зловонием и у Филиппа перехватывало дыхание, он кашлял до изнеможения и вытирал скомканным платком слезящиеся глаза.
А вокруг, казалось, никто ничего не замечал.
Поездка в автобусе была как страшный сон. День выдался сырой, дождливый, и в автобусе стояла духота, как в раздевалке для спортсменов после труднейших состязаний. На сиденье рядом плюхнулся мутногдазый субъект с трехдневной
— Ш-ш-шикарное утро, док, правда? — выдохнул мутноглазый.
Филипп побледнел. Сосед еще вдобавок позавтракал чесночной колбасой! Напротив сидел какой-то толстяк, изо рта у него, точно некий отвратительный нарост, свисала потухшая сигара. Филиппа замутило, он закрыл лицо рукой, пытаясь незаметно зажать нос. Наконец со стоном облегчения он вывалился из автобуса у ворот лаборатории. На лестнице он встретил Джейка Майлза. Джейк был бледен, бледен как полотно.
— Привет, — слабым голосом выговорил Филипп. — Отличная погода. Похоже, что и солнце выглянет.
— Да-а, — ответил Джейк. — Погода отличная. А ты… э-э… как ты себя чувствуешь, ничего?
— Отлично, отлично. — Филипп швырнул шляпу в свой шкафчик и с напускной деловитостью открыл инкубатор, где у него хранились колбы с вакциной. Но тотчас захлопнул дверцу и вцепился в край рабочего стола с такой силой, что побелели суставы. — А почему ты спрашиваешь?
— Да так. Просто ты сегодня неважно выглядишь.
Оба молча уставились друг на друга. Потом, точно по сигналу, взглянули в дальний конец лаборатории, где за перегородкой помещался кабинетик Коффина.
— А шеф уже пришел?
Джейк кивнул.
— Он там, у себя. И дверь запер.
— Придется ему, пожалуй, отпереть, — сказал Филипп.
Доктор Коффин отпер дверь и, попятившись, прислонился к стене; лицо у него было серое. В кабинетике разило патентованным средством, каким хозяйки освежают воздух в кухне.
— Нет, нет, сюда нельзя, — пискнул Коффин. — Даже не подходите. Я не могу с вами сейчас разговаривать. Я… я занят. Мне нужно срочно сделать одну работу…
— Рассказывай! — рявкнул Филипп. Он поманил Джейка в кабинетик и старательно запер за ним дверь.
Потом повернулся к Коффину.
— Когда это у тебя началось?
Коффин дрожал как осиновый лист.
— Вчера, сразу после ужина. Я думал, задохнусь. Встал и всю ночь бродил по улицам. Господи, какая вонь!
— А у тебя, Джейк?
Доктор Майлз покачал головой.
— Сегодня утром. Я от этого проснулся.
— И у меня сегодня утром, — сказал Филипп.
— Но я не понимаю! — завопил Коффин. — Кроме нас, видно, никто ничего не замечает!
— Пока не замечает, — сказал Филипп. — Не забывайте, мы трое первыми сделали себе прививку. Ты, я и Джейк. Прошло ровно два месяца.
У Коффина на лбу выступили капли пота. Он глядел на своих коллег и холодел от ужаса.
— А как остальные?
— Мне кажется, нам надо придумать что-нибудь сногсшибательное, да поживее, — сказал Филипп. — Вот что мне кажется.
— Сейчас самое главное — сохранить все в тайне, — сказал Джейк Майлз. — Пока у нас нет полной уверенности — никому ни слова.