Тридцать первое мечтабря
Шрифт:
Русоволосый ясноглазый парень лет двадцати трех, который сидел рядом с женщиной в бордовом кресле – приглядевшись, Юлька поняла, что все они, кроме старика, разместились в таких, и не лень же было тащить сюда мебель!
– первым заметил её и, приветственно махнув рукой, что-то сказал остальным. Он был без шапки и в лёгкой куртке, к тому же, расстегнутой – и как не мёрзнет? А его сосед вообще был в деловом костюме, без верхней одежды. Слишком официальный вид для таких вот неформальных ночных посиделок посредине городского стадиона. На коленях мужчины лежал черный кожаный портфель. И только веточка цветущей вишни –
«Перепутали они меня с кем-то, что ли?» - подумала она. Но ей обрадовано махали все, не могли же они ошибаться всем скопом? В компании была еще одна женщина – загорелая, одетая в лёгкий сарафан и – Юльке стало еще холоднее от одного их вида! – плетёные босоножки. За ней сидели несколько мужчин не менее странного вида. Но рассмотреть их подробнее она не успела: когда поравнялась с костром, отвела глаза – не очень-то вежливо пялиться на людей. Да и пусть поймут, что она не та, кого ждали. Но старик в кафтане Деда мороза вдруг вскинул руку, и тропинку перед Юлькой перегородил обмотанный мишурой посох.
– Явилась наконец!
– проворчал дедуля.
– Ждёшь её, ждёшь – а она и не спешит. То с котом разговаривает, то на эсэмэски отвечает...
Ошарашенная Юлька только и смогла пропищать:
– Это вы мне?
– Тебе, кому ж...
– старик огладил бороду, и Юлька вдруг поняла – настоящая. Попятилась, испуганно стреляя глазами по сторонам. «Про кота знает, про эсэмэски, - мелькнуло в голове.
– Бред какой-то... Сказочно-психиатрический...»
– Ты куда? Не уходи!
– мальчишка в белом комбинезоне проворно соскочил с места и запрыгал к ней по сугробам. Крылышки за его спиной забавно раскачивались в такт прыжкам.
– Юля, ну стой, пожалуйста!
Последняя фраза заставила её остановиться. Ребёнок, да ещё такой вежливый... И откуда он знает, как её зовут?
– А чего тут знать?
– подойдя к ней, сказал мальчишка и, взяв её за руку, потащил к костру.
– Тетёхина Юлия Викторовна, тысяча девятьсот девяносто второго года выпуска...
– Э-э, я тебе не машина!
– возмутилась Юлька.
– Ну, это как сказать, - пробурчал седой.
– В смысле?..
– она уперла руки в боки. Левая задела о горлышко бутылки, торчащее из кармана, и Юлька вдруг почувствовала что краснеет — то ли от стеснения, то ли от злости. А женщина в норковой шубке подошла к ней и примирительно сказала:
– Юля, вы не обращай внимания. Дедушка Мечтабрь у нас добрый, просто сердится, что ты к нему не обращалась.
– Вот ещё!
– фыркнул старик.
– Как будто мне и без неё мало... У меня таких вон какой список!
Он достал из рукава свиток и, встряхнув, развернул его. Желтоватый пергамент упал на снег и покатился, продолжая разматываться. Юлька увидела, что он с двух сторон заполнен убористым почерком.
– Миллионы человек так, как ты, живут!
– возмущенно сказал старик.
– И не стыдно?
– Как – так?
– ощетинилась Юлька.
– Вы вообще о чём? Вроде не убивала никого, не воровала...
– Да я не об этом, - отмахнулся дед. Пергамент в его руках, как живой, начал сворачиваться в свиток. Юлька зажмурилась и замотала головой, отгоняя морок. Но когда снова
***
– Садись давай, поговорим, - примирительно сказал дед и достал из воздуха роскошное бордовое кресло. Как раз вовремя – у Юльки от неожиданности ноги подкосились, так что она опустилась прямо на него. А старик продолжил: - Вот так-то лучше. А то знаю я, что ты собиралась сказать: мол, тороплюсь, извините... Глупо думать, девица, что мы тебя с кем-то перепутали. Видишь же, всё про тебя знаем. Да и ты нас знаешь. Ну-ка, напряги память!
Но ошарашенная Юлька только хлопала глазами.
– Мечтабрь, ну нельзя же так сразу!..
– хмыкнул высокий блондин в шортах и красной футболке с надписью «Спартак - чемпион». Он подошёл к гостье и поклонился, протягивая ей букет из одуванчиков: - Прими, красавица!
Юлька машинально взяла букет и сразу поняла, что цветы настоящие. Их мохнатые желтые головки пахли летом и травой, а из нежных ломких стеблей сочилось одуванчиковое молочко.
– Я Июнь, - сказал парень.
– А это мои братья и сёстры. Сказку «Двенадцать месяцев» помнишь? В детстве твоей любимой была.
Она потрясённо обвела их взглядом. Точно, их двенадцать... Но так не бывает! И потом, среди них две женщины!
– Да, я Марта, - улыбнулась дама в белой шубке.
– А это моя сестра, твоя тёзка. Но нас почему-то мужскими именами в народе зовут – Март и Июль. Дискриминация!
– Да, еще со времён Цезаря!
– всплеснув загорелыми руками, пожаловалась Юля-июль.
– А я Январь! – нетерпеливо воскликнул мальчишка с крылышками. И принялся представлять остальных:
– Это Февраль, - он показал на задиру. И хитро улыбнулся: - В этом году он маленький, а вот когда год високосный...
– Ну ты, болтун!
– выкрикнул задира.
– Чего секреты выдаёшь?
– ...он надевает валенки с каблуками, чтобы стать повыше!
– договорил мальчишка, и с хохотом увернулся от снежка, брошенного в него задирой-братом. Тот, покраснев, смущенно глянул на Юльку. И ей вдруг захотелось поддержать его.
– А я люблю февраль, - призналась она.
– Снежок, и весна близится. И можно на лыжах, на коньках кататься...
Удивительно, но этот разговор уже не казался ей чем-то бредовым, ненастоящим. Наоборот – она чувствовала себя среди них, как среди старых друзей. Которые и поймут, и в трудную минуту помогут... А ведь этим вечером она потому и сбежала из дома, что ей отчаянно не хватало такого вот дружеского тепла.
– Ну, с Мартой вы познакомились, а это Апрель, - продолжил мальчишка, показывая на парня в расстёгнутой куртке.
– Видишь, под ним снег растаял? Он поэтому не встает и к тебе не подходит. Если встанет и пройдётся, вокруг костра всё в лужах будет, морозь потом... А кому в праздник работать охота?
– Просто некоторые ленятся свои обязанности выполнять, - беззлобно откликнулся Апрель.
– Дед Мечтабрь и снега наметёт, и водоёмы заморозит – а наш Январёк живёт потом на всём готовеньком. Только на ёлки ходит, а вторую часть месяца хулиганит, морозы наколдовывает, чтобы детям школу отменяли! Но мы всё ему прощаем, ребёнок же. Хоть и ленивый — жуть!