Тридцать три ненастья
Шрифт:
По общей широкой палубе бегала забавная беспородная собачонка. Все её звали Жучкой, подкармливали, подзывали лёгким свистом. Она была словно бы объединяющим всех нас существом, чем-то домашним, из иного, наземного мира.
Наконец пришли во Владивосток, но места у причала нам не дали. На берег добирались, перепрыгивая с судна на судно, по перекидным мосткам и сходням.
– Сколько мы с тобой проплавали? – спросил Василий.
– Не знаю, никак не удаётся сосчитать. Время было какое-то другое. Надо по календарику посмотреть.
И
В бюро пропаганды художественной литературы наспех перелистали наши отработанные путёвки, пересчитали их.
– Простите, но сразу выплатить деньги не можем. Только в следующем месяце – перешлём на домашние адреса.
– Как? В крайкоме комсомола обещали… Даже на икру намекали.
– Комсомольцы наобещают! А у нас выплата по результатам месяца. Да не расстраивайтесь вы, всё оплатим.
Деньги на дорогу до Москвы и Волгограда у нас были, конечно, даже с хорошим запасом, но стало обидно улетать с Дальнего Востока с пустыми руками – без заработка, без икры, без покупок. Отметили отбытие в командировочных удостоверениях и побрели в гостиницу собирать вещи. Билеты на самолёт купили так: Артём – Хабаровск, Хабаровск – Москва, Москва – Волгоград. Три полёта, две пересадки… Причём пересадки не короткие. Дорога не особенно пугала, ведь возвращение домой всегда сокращает расстояние.
Оставалось ещё одно большое дело – найти в Артёме мою сестру Лену. Её муж служил связистом на базе военно-морского флота, Лена – медсестрой на «скорой помощи». В Артёме они совсем недавно, оба молоденькие. На Дальний Восток их занесла именно служба Александра. Его направили сюда после окончания военного училища связи в Тамбове. Есть адрес их общежития – о чём беспокоиться? Со всеми своими вещами сели в электропоезд Владивосток – Артём. Через час-полтора вышли.
Где-то я, может, и не точна, ведь прошло более тридцати лет, но вспоминается так.
Общежитие нашли с трудом, вошли в подъезд угрюмого краснокирпичного дома.
– Скажите, пожалуйста, где нам найти Дворецких?
– Дворецкие здесь больше не живут. Переехали куда-то. А куда – не знаем.
Мы в шоке! Стоим с вещами на краю света, в чужом городе, оба уставшие. Где их искать? Где, на худой конец, переночевать, коли рейс до Хабаровска через сутки?
Вахтёрша посоветовала:
– Вы ребят поспрашивайте, здесь все друг друга знают, служат вместе.
Первый, второй, третий развели руками: «Не знаем!» А четвёртый ответил:
– Сашка Дворецкий? Он мой друг. Я знаю, где они живут. Пойдёмте, провожу вас, здесь недалеко. – И даже помог донести вещи.
Всё-таки случаются в жизни счастливые моменты!
…На скамейке у подъезда сидел Саша, строгал ножичком какую-то деревяшку: самолётик, по-моему, вырезал или кораблик. Что же ещё?
Эмоций – не опишешь! Оказалось, Саша ждал Лену, забежавшую в магазин. Через минуту-другую появилась и она – высокая, стройная, очень красивая… и строгая.
– Лен, ты чего такая суровая? Не рада нам?
– Рада. Просто устала очень.
А я бы на её месте визжала от изумления и восторга. Но это я!
Здесь следует сказать: жизнь свою Лена с Сашей строили
Елена с Александром стали современными успешными москвичами, имеют две квартиры и загородный тесовый дом. Их сын Володя получил образование в Англии, вырос красивым насмешливым блондином. Я не раз приезжала к ним в Москву. Они хорошо меня принимали, одаривали, но… Родную любовь не измеришь подарками и вкусными столами, коли ушло главное.
Ладно, пусть буду виновата я: не хватило деликатности, говорились не те слова, делались не те поступки. Ей-богу, без злого умысла! Это сейчас. А тогда… они хорошо нас приняли в Артёме. Саша одну за другой доставал бутылки из потайного запаса, а мы, дураки, не догадывались проявить скромность. Непьющие хозяева были, по-моему, в шоке.
Но кто бы им объяснил, что все поэты выпивохи, а эти двое ещё и устали чертовски, перенервничали, расслабились?
Лена постелила нам на своей кровати, а сами они легли на полу. Наутро я сняла с шеи серебряную цепочку, протянула сестре:
– Лен, больше нечего подарить. Хочешь ещё засушенную морскую звезду?
– Хочу. Тань, примерь моё платье. Оно вполне красивое, но мне великовато. Тебе не надо ничего купить из вещей? В Артёме очень хорошее снабжение, и магазин рядом.
Сбегали в магазин, купили мне замечательную финскую куртку на гагачьем пуху и стали собираться в дорогу. В аэропорту объявили о задержке рейса, а Лене надо было успеть на дежурство. Она уходила – такая лёгкая, такая родная, ни разу не оглянулась, а я смотрела ей вслед и давилась слезами: между нами начиналась огромная, бескрайняя далёкость.
Ненавижу расставаться, прощаться, разлучаться! Никто из любимых людей не заменит мне один другого. Все нужны! Плохо без всех! Так сложилось в моей жизни, что любовь я собирала по крупицам. В этой деликатной области я знаю больше о себе, чем хочу сказать. Могла бы, но не скажу. Зачем возвращать пролитые слёзы в высохшие глаза? Ведь ещё остаётся надежда!
За всю дорогу домой мы с Василием ни разу не поругались.
Рисунки по памяти
Записки форточника
Собственно, записок таких нет. Могли быть, но их нет.
А вот форточник был. Звали его Рубен Карапетян. Худощавый красавец армянин с густыми, сросшимися на переносице бровями, орлиным носом и копной смоляных волос, он был пригож и женщинам очень нравился. Таково моё первое впечатление о нём. И таким оно осталось до конца. Макееву Рубен доводился закадычным дружком – в прямом смысле слова. Много было у Василия дружков, но без Карапетяна эти воспоминания не могут обойтись никак.