Тридцать три несчастья
Шрифт:
— К матери еду, в деревню Полянка, под Брестом, — доложил рядовой Потапов.
— А чего сидишь тут? — поинтересовался Кирилл.
— Так я ж без места, вроде как на подсадке, — объяснил паренек.
Кирилл высунулся в окно, холодная струя воздуха ударила ему в лицо, и его вдруг обожгла шальная, подленькая мысль.
— Пошли покурим?
— А у меня нету курева, — честно признался солдатик.
— А у меня завались. Пошли, — Кирилл зазывно махнул рукой и подтолкнул парня со стула. — Давай иди, — пропустил он его перед
Солдатик послушно миновал туалет и вышел в тамбур.
— Эй, ну где же вы? — Спустя минуту он выглянул, придерживая худой рукой тяжелую вагонную дверь.
Кирилл сидел на мусорном бачке.
— Ты чего орешь, Потапов, напугал, что ли, кто?
— Да нет! Просто из-за колес плохо слышно! А вы чего тут сидите? Здесь же курить нельзя.
— Ты прав, рядовой Потапов. Пошли.
Они вышли в пустой тамбур.
— Угощайся, — Кирилл протянул парню пачку дорогих сигарет.
— Ух ты! — обомлел солдатик и робко вытянул одну штуку.
— Да ладно, бери все, у меня еще есть. Сам служил, знаю.
— Спасибо. — Игорек бережно положил пачку в нагрудный карман. — А в каких войсках?
— В летных.
— Так вы были летчиком? — с завистью выдохнул струйку дыма Игорек.
— Не-а, — улыбнулся Кирилл. — Я поваром служил. У меня ж первое образование — кулинарный техникум. Отец был начальником летного гарнизона, вот и пристроил к себе.
— Лафа… — уважительно посмотрел на него Потапов. — А у меня внутренние войска. В Чечню отправляют. Вот внеплановый отпуск дали на шестнадцать дней. Еду с матерью попрощаться. Мало ли чего…
— Да, плохи твои дела, — посочувствовал Кирилл. — А что ж ты тогда на подсадке, без билета? Тебе ж должны были в части проезд оформить, отношение сделать в комендатуру.
— Да тут такое дело… — тяжело вздохнул Игорек. — Извините, а как вас звать?
— Андреем Ивановичем меня звать, но для тебя — просто Андрей, — невозмутимо соврал Кирилл.
— Так вот, Андрей Иванович, дело-то как было. Утром старшина входит в казарму и говорит, что шестнадцать дней дают, но только тем, кто не дальше Москвы. Я сам-то из Сибири. С бабкой там с детства живу. Мамка у меня сильно пьющая, вот бабушка и забрала к себе в Красноярск. А отца вообще нету.
Кирилл достал из кармана новую пачку, распечатал ее и предложил Игорьку еще сигарету. Тот слегка смутился, застенчиво улыбнулся, но угостился.
— Ну, и что? — участливо спросил Кирилл.
— Ну, я и вспомнил, что тетка у меня в Москве есть, сестра мамкина. Я и сказал, что к ней поеду. Думал, даст она мне денег на билет до Полянки. Охота мать-то повидать, может, в последний раз. Правда, видел-то я тетку всего раза два, еще когда пацаном был. Она к нам приезжала. Ну вот… Дали мне четыреста рублей и в тот же вечер отправили. А отношение не сделали. Говорят, если внеплановый отпуск — не положено.
— Круто, — оценил ситуацию Кирилл. — И как же ты умудрился на четыреста рублей до Москвы
— Почему за четыреста? — удивился Игорек. — За двести я доехал. Как раз один конец в плацкарте.
— Ясно, — кивнул Кирилл. — Выходит, тетка твоя не расщедрилась, раз в деревню без билета пилишь? Поди, последний двушник проводнику всунул?
— Не, он меня за семьдесят пять пустил, хороший мужик оказался, понимающий.
— Это да, — не мог не согласиться Кирилл, вспомнив усача-вымогателя.
— А тетки-то дома не было. Я как в Москву прибыл, сразу давай ей звонить. Всю ночь звонил, все утро, потом днем еще. Нету никого.
— А если мамка твоя тебе деньгами не поможет, что вполне вероятно, как же ты на стольник обратно в часть? — резонно поинтересовался Кирилл.
— А стольника тоже нету, — ответил Игорек.
— Понятно. Проел.
— Ничего я не проел. Я как с поезда в Москве ночью сошел, так ко мне сразу патруль на вокзале привязался. Я им документы предъявляю, а один говорит, чтобы я руки поднял. Ну я и поднял. А он мне в карман патрон подсунул. А майор ихний говорит: «Тащите его в комендатуру, это ж срок». Я им двести рублей показал, говорю, что, дескать, больше нету, даже в часть не доберусь. Сто взяли и отпустили. Вот…
— Суки! — Кирилл сплюнул через губу и протянул парню еще сигарету.
Тот взял, жадно затянулся, но вдруг спазм перехватил горло, Игорек зашелся сдавленным кашлем, и его вывернуло желчью прямо на кирзовые сапоги.
— Понятно. Ты, парень, голодный, а я — идиот. Значит, план такой. Сейчас пойдем ко мне в международный, у меня там два места, но еду я один. Жена в последнюю минуту заболела…
— Нет-нет… Не надо. Спасибо вам, это неудобно, я тут посижу, не надо… — слабо запротестовал Игорек.
— Надо, Федя, надо. Накормлю тебя, выспишься спокойно. Тем более мне там скучно одному, и я с друзьями в этом вагоне еду, мы за преферанс засели. Так что ты меня даже и не побеспокоишь. Ночью вернусь, договорюсь с проводницей, она нас перед Брестом разбудит. А то еще грохнешься где-нибудь в голодный обморок и до своей Полянки не доедешь. Пошли.
— Спасибо вам, Андрей Иванович. Бабушка моя не зря говорила, что мир не без добрых людей. Дай вам бог здоровья. И жене вашей.
— Оставь это. Пошли, пошли.
В международном вагоне было тихо. В коридоре никого не было, ковровая дорожка мягко скрадывала звук тяжелых кирзовых сапог. Кирилл открыл дверь своего купе и пропустил Игорька вперед.
— Раздевайся, — велел он ему.
Пока Игорек снимал пропотевшую одежду, Кирилл залез в портплед и вытащил из него пакет со снедью, заботливо приготовленной Женькой. В шуршащую фольгу были завернуты бутерброды с осетриной и нежной ветчиной. Кирилл выложил все это богатство на столик. Он взглянул на Потапова. У того резко ввалились скулы, взгляд стал стеклянным, и паренек замер, забыв снять второй сапог.