Тридцать три - нос утри
Шрифт:
Винька не утруждал себя излишними заботами об одежде. И обновки не любил. Жизненный опыт убедил его, что самое лучшее выглядеть таким, какой ты есть.
Уличные понятия о моде среди Винькиных ровесников были снисходительны и демократичны, однако чутко улавливали несоответствие “формы и содержания”. Если очкарик и скрипач Владик Гурченко ходил в голубом матросском костюме с галстучком, это не вызывало никаких замечаний. Но если бы в таком костюмчике появился разухабистый и вредный коротышка Груздик, смеху было бы на всю Зеленую Площадку.
Винька
Шкеровозами назывались лямки. Потому что штаны назывались “шкеры” или “шкерики”, в зависимости от размера.
Но теперь в Винькиных шкериках будет гулять кто-то другой. Или пустит их на тряпки, зараза. А перед этим прочитает, конечно, почти законченное письмо для Кудрявой. Винька его написал, чтобы отправить, когда станет известен точный адрес. Пока от Кудрявой и ее мамы бабушка получила только телеграмму: доехали хорошо, подробности письмом...
В Винькином письме ничего особенного не было, лишь про всякие мелкие новости, про котенка Степку и про погоду. Но все равно противно, если сунет нос посторонний... Да и писать письмо заново – это такая работа!
О письме Винька жалел, пожалуй, не меньше, чем о штанах и рубашке.
Неприятностей добавила шумная соседка Полина Сергеевна. Пришла к тете Дусе и заявила, что “братишка-то вашей квартирантки сегодня у меня в саду учинил сплошное разбойство, все ветки на яблонях обломал, бессовестный”.
Винька услыхал и возмутился от души. Дикие яблочки в том саду были не крупнее крыжовника, а вкус такой, что от них и от спелых-то скулы сводит, а сейчас они были еще сплошная зелень.
– На кой мне ваша кислятина! От нее челюсти вывихиваются!
– Вот я про что и говорю! Кишечную слабость только заработаешь! Да хоть бы ветки-то пожалел!
– Да не был я там! – Винька чуть не заревел.
– Уж будто бы не был! Я твою клетчату рубаху не спутаю, я ее из окна кажный день вижу на улице!..
Полину Сергеевну разубедили. Рассказали про кражу. Она поохала вместе со всеми. Потом обмерила Виньку глазами.
– Ну да, тот вроде поменьше был. Юркий такой, а штаны на ём как юбка...
Но и тут никто не подумал на Ферапонта, хотя его с утра не было дома. Рудольф похрапывал за ширмой – выходной нынче, – а Ферапонт где-то гулял. Ну и что? Он и раньше, случалось, исчезал на целый день. Иногда один где-то бродил, иногда они с Нинусь Ромашкиной ходили в кино...
А на следующее утро штаны и ковбойка опять висели на веревке. На прежнем месте. На “шкеровозе” снова качался
– Кыш, черномазый... – Винька первым делом проверил карман: там ли письмо?
Письмо было на месте. И желтый помятый рубль. И два пятака. И... еще то, чего раньше не было! Винька нащупал бочонок от лото!
Гладкая деревяшка скользнула из пальцев, стукнула у ног. Степка обрадованно погнал ее по доскам. Бочонок прыгнул в большую щель. Винька махнул через перила, забрался под настил, отыскал бочонок среди бледных травинок.
Да, это был он – две тройки!
Винька так и сел там, под досками. По-турецки. В растерянной задумчивости.
Кому это все было надо?
Может, выходки духа Тьмы? Но они же не зловещие, а просто глупые!
Размышляя, Винька рассеянно оттискивал на себе цифры бочонка. На ладони, на ноге, на животе. Отпечатки были уже не тройки, а старинные буквы Е. Похожие на вензель Екатерины Второй на трехкопеечной монете, которую Винька когда-то прикладывал к глазу...
Сидеть так и ломать голову не имело смысла. Винька опять выбрался наверх. Натянул вновь обретенные шкерики и ковбойку. Спрятал бочонок в карман. И полез на чердак.
Ферапонт не спал. Дымил, уставясь в крышу. Дернулся, хотел спрятать папиросу, но понял, что глупо.
– Напугал. Я думал, Авдотья. Опять крик подняла бы...
– Ну и правильно подняла бы. Спалишь всех.
– Да я же не во сне. Одну с утра...
Тогда Винька сказал прямо:
– Ты зачем брал мою одежду?
Ферапонт затянулся, покашлял и не стал отпираться,
– Ну и что же, что брал. Вернул ведь. Жалко тебе?
– Я не говорю, что жалко. Я говорю: зачем ?
Ферапонт дымил и молчал. Виньку вдруг осенило! Он слегка застеснялся этой догадки, но все же спросил:
– Захотел, что ли, вспомнить, как был пацаном?
Ферапонт опять не стал отпираться.
– Ну, может, и так... – Он плюнул на окурок. Затолкал его обратно в пачку, а ее сунул под подушку.
Винька помолчал виновато.
– Ну, ладно... А бочонок-то для чего ты стырил?
Ферапонт глянул ощетиненно, отвернулся.
– Ты сам-то не допёр, что ли, для чего? Для колдовства...
Подвиги Ферапонта
Винька молчал слегка опасливо и выжидательно. Он чувствовал, что Ферапонт сейчас все расскажет.
Ферапонт натянул рваное ватное одеяло до носа. Под этим одеялом, съеженный, он казался еще меньше.
– Я ведь кое-чего поднабрался от Рудольфа-то, – сказал он наконец сипловатым полушепотом. – Он где-то халтурщик, а где-то... наверно, он кое-что знает про магию. Про колдовство то есть... И в книгу его я заглядывал... Я тебе про нее говорил. Толстая такая, растрепанная, без корочек. Читать трудно, буквы всякие старинные попадаются, которые были еще до революции. Но я кой-чего осилил... Там есть одна глава, называется “Магия чисел”...