Тридцать три страницы души
Шрифт:
И вот уже я метры потерял.
А тут ещё, казалось, пустячок -
Патриотизма ради (идиот!),
Я "адидас" повесил на крючок,
А побежал в ботинках "скороход".
Да это что? Вот если бы я знал,
Что после старта сразу поворот!
Тогда бы я совсем не там бы встал,
А встал бы я совсем наоборот.
Ну, что ж! Бегу по внешней стороне,
А те, что там - по внутренней -
Где им 500, там тыща метров - мне!
И мне за ними явно не поспеть.
Короче, трасса делит коллектив:
Уже сейчас три части равных есть,
Чуть позади одни и впереди,
И между них - процентов тридцать шесть...
Но вот рывок! Один пошёл в отрыв!
За ним никто - мол, "сдохнет" всё равно,
Таких же шустрых, мол, видали мы!
Стабильность! Вот один на трассе Бог!
А тот один, глотая пыль и пот,
Дивясь себе, наращивает темп,
И на подъём идёт он, как на ДОТ,
Хоть от жары оглох он и ослеп!
Врастают ноги в плавленый асфальт,
Деревенеют, будто не твои!
Да где же силы взять, чтоб добежать?
А если нет, хотя бы чтоб дойти...
Толпа права, хоть "не расти трава",
И лидер "сдох", и вот уже идёт,
Качается и свисла голова,
Перед глазами марево плывёт...
С дороги прочь! И мимо пронеслись!
Идём мы на стабильный результат,
Ведь марафон, как будто наша жизнь -
Сам надорвался - сам и виноват.
А как у тех, что позади, дела?
Наверно, там - и тишь, и благодать?
И потом не смочило им чела,
И о рывке там некому мечтать?
А между тем, здесь вовсе и не так.
Здесь каждый третий (в мыслях!) - чемпион!
Но не до скоростных ему атак,
Ведь тут не 100! Ведь это - марафон.
Ну, и потом, не всем же первым быть.
Кому-то фон на гонках создавать,
И не к лицу с дистанции сходить:
На старт пришёл - изволь теперь бежать!
Но хуже всех - последнему, ей-ей!
Ведь дело-то не только в нём сейчас:
Ну, упадёт, ну, что ж, ему видней,
Так эстафету ж поздно передаст!
И вот уже на новый марафон
Его наследник выйдет позже всех,
И как ни рви своё сердечко он,
Рассчитывать не сможет на успех...
Совсем не так у тех, что впереди:
Ещё в утробе мамы - медалист!
Он без труда других опередит -
Не в тренировках дело, а в крови-с...
А
Они не рвут, но и не отстают.
Короче, группа эта - средняя,
И столько нас, что "куры не клюют".
...И не клюют, и даже не плюют,
Не замечают. Будто нету нас.
Но эстафету я передаю
И не даю слезам скатиться с глаз...
1988 г.
***
ПОСВЯЩЕНИЕ НОРИЛЬЛАГУ
Вот, наконец, всплывает в памяти всё,
Что много лет страна пыталась забыть.
И совесть мою позорный червь грызёт:
Ну как же так? Как такое могло быть?
Глаза открой! Убедись, что ты спишь давно,
Что ты - толпа, лишь названье тебе -народ.
Что ты сидишь на сеансе в немом кино,
Не поняв ничего, глядишь актёрам в рот!
Задохнуться боись от нахлынувшей правды ты,
Не ослепни сейчас от потока света!
Демократию от либеральной суеты
Отличить сумей от лживого пируэта.
Наконец ты узнал историю без прикрас.
Хорошо, что и так, хорошо, что вообще узнал,
Что когда-то был тот, кто писал такой приказ,
По которому кто-то пропадал, исчезал...
Приказ, написанный по докладной записке,
О назначениях в холодных волостях,
В энциклопедии стыдливою отпиской:
"В последствии на разных должностях..."
Да как "в последствии"? Ведь он под следствием,
Он не отдал под дулом партбилет!
Тут получается несоответствие
И я желаю точный знать ответ.
Тридцать седьмой. Такой жестокий год.
Как не был ТЫ суда в предчувствии?
Как перед тем, чтоб слать на эшафот,
Ты спрашивал о самочувствии?!
А как себя ты чувствуешь в гробу?
Тебе б к стене лицом перевернуться!
С твоих преступных дел снято табу,
Но поздно уж. Герои не вернутся...
Не просто так, понятно, с умыслом злым
Построил ОН себе здесь крепкий дом,
В котором жизнь лишь псам сторожевым,
И то тогда, когда не бьют кнутом.
Тридцать седьмой нас предостерегал:
Иуда пострашнее, чем прохвост!
И если он, как прежде правит ЗДЕСЬ бал,
Считай, что это - сталинский форпост.
1988 г. Апрель
***
У КРОМКИ
Всё! Устал от лжи и правды!
Кругом голова идёт.
Стадионною петардой
Всё во мне горит и бьёт!
То зажгусь, а то погасну,
То воскресну, то умру.
То ли в рабстве я ужасном?
То ль хозяин я в миру?
Всё во мне перемешалось,