Тридцать ударов плетью
Шрифт:
– Но… это слишком дорого! – мое сердце начинает трепетать, но разум, до такой степени отвыкший от подарков, от человеческого отношения, от простых женских радостей никак не может принять происходящее, сопротивляется, выискивая причины.
– Алин, у меня нет проблем с деньгами.
Лев поднимает меня за подбородок, смотрит внимательно в глаза.
– Мне нравится дарить тебе подарки. Два сердца это мое и твое. Рядом. С нашим третьим. – указывает он на мой животик.
Лев застегивает на мне цепочку, поправляет сердца.
– Теперь они рядом. Рядом с нашим сыном.
И
– Это его первая игрушка. – улыбаюсь.
– У нашего сына будет еще много игрушек, обещаю! – Лев выходит из машины, помогает вылезти мне.
Крепко держась за руки идем прямиком в уютную кафешку с открытой террасой. Присаживаемся на диванчик за столиком, сокрытым густыми кустами малины. Ягоды самой еще нет, а вот тень этот куст дает обильную. И защиту от чужих глаз. Хотя в это утро, в кафе кроме нас других посетителей нет.
Садимся не напротив, а рядом. Лев близко придвигается ко мне, так что наши бедра соприкасаются вплотную.
Лев быстро диктует заказ подошедшей официантке. Заказывает щедро, много, словно десятерых собрался кормить.
– Разве мы это все съедим? Окидываю взглядом сыр, творог, круассаны, мюсли с молоком, йогурты, мясную нарезку, фрукты и овощи.
– Я не завтракал, Алин! И не спал.
Он тоже переживает за ребенка! Конечно, ведь считай его первенец, единственный сын в опасности. Была бы я на его месте, тоже бы глаз не сомкнула.
Официантка, расставив все, быстро уходит, но Лев не спешит накидываться на еду. Зато он спешит сделать кое-то другое. Обнимает меня. Стискивает. Обхватывает за талию, и ловко перекидывает к себе на колени. Обхватывает мой подбородок руками. Проводит подушечкой пальца по губам, слегка надавливая, погружая палец в горячую мякоть моих губ.
– Сладкая! – судорожно выдыхает он, - Сочная!
Тянется ко мне, повторяя тоже самое языком, погружает его меж губ, осторожно, но настойчиво. Его объятия становятся сильнее, стискивают меня, лишая воздуха, и я могу лишь испивать судорожно его выдохи, которые он контролирует, немного ослабив напор поцелуя.
Его губы очень вкусные. Он пил кофе. А еще курил. Вчера не вытаскивал при мне сигарет, но возможно ночью курил. А еще в его дыхании едва слышны отголоски алкоголя. Пил. Тоже ночью. Немного. Возможно, чтобы расслабиться, чтобы заснуть.
– Я соскучился! – продолжает сладостно нашептывать Лев, испивая меня, - Не знаю тебя почти. Но мне так тебя не хватает!
И я верю ему. Потому что его затвердевшая мгновенно плоть между ног красноречиво упирается мне в попу, несмотря на двойной слой джинсов – его и мой.
А я… я тоже соскучилась! И внизу все сладко тягуче-медово простреливает блаженной судорогой. Чувствую, как быстро намокают мои трусики и мне стыдно. Потому что тело мое, несмотря на недомогания, несмотря на боль меж лепестков (все же после большого перерыва вчера был секс, и не один раз, и Лев большой в этом смысле. Во всех смыслах очень большой, так что там даже немного припухло и
Глава 21
– Иди ко мне! – Лев с трудом отрывается от терзания моих губ, но лишь для того, чтобы в одно движение развернуть меня к себе, заставить упереться в твердокаменную мужскую грудь.
Ммм… как же вкусно он пахнет! Мускусный запах зверя бьет по рецепторам наотмашь, заставляя все другие ощущения отодвинуться, отойти на второй план. Он берет меня за загривок и осторожно оттягивает волосы назад, освобождая нежную кожу шеи для прикусывания. Он кусает прямо туда, где пульс бьется в тонкой жилке, а потом жарко зализывает укус, посасывает его. Останутся засосы. Непременно. Ну и хрен с ними!
Я дышу тяжело, еле сдерживая стоны-всхлипы, была бы моя воля, стонала бы как какая девка продажная, но два пальца мужчины, просунутых меж моих губ, еще кое-как сдерживают мои порывы.
Очень медленно, посасывая кожу ключицы, оставляя засосы на нежной коже, Лев оттягивает воротник моего свитера, недовольно смотрит на бюстгальтер. Отодвигает тонкое кружево, в нетерпении приникает к твердым, словно камушки вершинкам. К одному языком, вбирая его целиком и неистово зализывая языком, точно мороженное вылизывает, или леденец, а второй массирует пальцами, осторожно крутит его меж них.
Я подаюсь к нему на встречу, невольно выгибаясь, чтобы ни одного не обласканного миллиметра на коже не оставил, чтобы везде прошелся, всему уделил внимание и подарил наслаждение. Если он продолжит в том же духе, то я кончу прямо от стимуляции груди. Из-за беременности соски стали такими чувствительными, такими отзывчивыми к ласке, что никаких других манипуляций с клитором не нужно. Но Лев-то не знает об этом. И хорошо, что не знает.
Его рука проникает под пояс джинсов. Расстегивает пуговицу. Задевая и щекоча мой пупок. Нежно массирует и поглаживая, проводит дорожку вниз. Сладко. Грешно. Постыдно. Правильно. Но когда его пальцы проникают под резинку трусиков, я забываю обо всем на свете.
– Мокрая! – восхищенно хрипит Лев, не отрываясь от меня.
Он осторожно раздвигает складочки. Ноющие и набухшие лепестки жаждут этого прикосновения. Жаждут его сильных рук. Его длинных пальцев. Он безошибочно дотрагивается до самой чувствительной точки. Меня выгибает сильнее, подбрасывает. Я стону и Лев вынужденно закрывает мне рот поцелуем, используя свой язык точно кляп. Он втирает выступившую влагу, размазывает ее по бутончику и складочкам, а я тихо стону ему в рот, и этот стон мой выпивается сразу, целиком и без остатка. Лев неистовствует внизу моего живота, и меж губ тоже. Повторяет каждое движение пальцами своим языком. Кто выдержит такую сладкую пытку долго? Никто. И я не выдерживаю. Бьюсь в его руках спазмированным оргазмом телом, всхлипываю. Безвольно обмякаю в твердых сильных руках мужчины.