Трилогия Крысы (Слушай песню ветра. Пинбол-1973. Охота на овец. Дэнс, дэнс, дэнс)
Шрифт:
– Там салат в холодильнике…
– Салат? – Я поднял голову и уставился на нее.
– Помидоры с фасолью. Других не было. Огурцы твои испортились, я выкинула…
– М-м-м…
Я достал из холодильника большую салатницу из голубого окинавского стекла и вылил туда остававшиеся в бутылке пять миллиметров приправы. Не помидоры с фасолью, а одна озябшая тень. Вкус отсутствовал напрочь. Вкуса также не оказалось ни в галетах, ни в кофе. Видимо, из-за яркого утреннего света. Утренний свет вечно все разлагает на составные. Я извлек из кармана сигареты, смятые в кашу, и прикурил от
– Я ездил на похороны. Потом все закончилось – поехал на Синдзюку, пил до утра в одиночку…
Откуда-то в комнату прокралась кошка, протяжно зевнула, игриво прыгнула к ней на колени. Она запустила руку в шерсть и несколько раз почесала кошку за ухом.
– Не объясняй ничего, – сказала она. – Это уже меня не касается.
– А я ничего и не объясняю. Так… болтаю о чем-нибудь.
Она чуть пожала плечами, и шлейка лифчика исчезла, утонув в вырезе рукава. На лице ее не было ничего, что я бы назвал выражением. И я вспомнил такое, что видел когда-то давно, – фотографию города, опустившегося на дно моря.
– Мы знали друг друга раньше. Хотя и не очень близко… Вы не были знакомы.
– Вот как?..
Кошка у нее на коленях потянулась, расправив лапы во всю длину, и с легким шипением выпустила воздух из легких.
Я молча смотрел на огонек сигареты.
– От чего смерть?
– Сбило машиной. Переломы в тринадцати местах.
– Женщина?..
– Угу.
Закончилась семичасовая сводка дорожно-транспортных происшествий, и по радио вновь забренчал незатейливый рок-н-ролл. Она поставила чашку на блюдце и посмотрела мне в глаза.
– Интересно… Я умру – ты так же напьешься?
– Пил я вовсе не из-за похорон. Ну разве что первую пару стаканов…
За окном разгорался новый день. Новый и жаркий день. В окошке над раковиной заискрился далекий пейзаж: сбившиеся в кучку небоскребы. Сегодня они сияли гораздо ярче обычного.
– Выпьешь прохладного?
Она покачала головой.
Я достал из холодильника банку колы и выпил залпом до дна.
– Девчонка, которая давала кому угодно… – сказал я. Словно соболезнование выразил: «При жизни усопшая вечно спала с кем попало…»
– А это зачем мне рассказывать? – спросила она.
Зачем? Я и сам не знал.
– Так и что из этого?.. Прямо-таки всем подряд?
– Ну да.
– Но тебе-то – дело другое, не так ли?
Ее голос вдруг странно звякнул жесткими нотками. Я поднял глаза от тарелки с салатом и сквозь ветки засохшей герани посмотрел ей в лицо.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, не знаю, – очень тихо сказала она. – Ты совершенно другого склада.
– Другого склада?
– У тебя такая особенность… Как в песочных часах. Когда весь песок высыпается, обязательно кто-то их переворачивает – и все сначала…
– Что, действительно?..
Ее губы дрогнули в странной полуулыбке – и сделались вновь бесстрастными.
– Я пришла за вещами… Пальто зимнее, шапка и все остальное. Я там собрала все в ящик. Будут руки свободны – донеси до рассылки, ладно?
– Да
Она тихо покачала головой:
– Не стоит. Я не хочу, чтобы ты приходил. Понятно?
И правда. Я совсем забылся и болтал уже то, чего в виду не имел.
– Адрес ты знаешь, так ведь?
– Да уж, знаю…
– Ну тогда у меня все. Извини, что так засиделась…
– Как с бумагами? Больше ничего не надо?
– Да, уже все закончилось.
– Даже смешно, как все просто, а? Я-то думал, будет столько возни…
– Всем так кажется, кто с этим еще не сталкивался. На самом деле оказывается очень просто… Когда все уже позади. – Она еще раз почесала кошку за ухом. – Разведись второй раз – и ты уже ветеран…
Кошка зажмурилась, потянулась и затихла, пристроив голову на ее руке. Я сложил чашки и салатницу в раковину, потом чеком из магазина, как веником, смел галетное крошево со стола. Яркое солнце больно кололо глаза.
– Я список оставила – там, на твоем столе… Где какие бумаги лежат. Дни, когда забирают мусор. Ну и все остальное. Если что непонятно, звони…
– Да, спасибо.
– Ты хотел детей?
– Нет, – сказал я. – Детей не хотел.
– А я колебалась все время. Но раз все вот так – то и слава богу, правда? Хотя, как ты думаешь – может, как раз с детьми все было бы иначе?
– Ну, куча народу разводится и при детях.
– Да, наверное… – сказала она, вертя в пальцах мою зажигалку. – А я и сейчас люблю тебя. Только дело совсем не в этом… Я прекрасно все вижу сама.
2. Исчезновения (ее самой, ее фотографий и ночной сорочки)
После ее ухода я выпил еще одну банку колы, потом принял горячий душ и побрился. Что бы ни брал я в руки: мыло, крем для бритья, – все кончалось, шампуня оставалось на донышке.
Я вышел из душа, причесался, освежил кожу лосьоном и вычистил уши. Затем поплелся на кухню и разогрел оставшийся кофе. За столом напротив меня никого уже не было. Взгляд мой споткнулся о стул, на котором больше никто не сидел, и я вдруг ощутил себя малым ребенком: он остался один на улице странного, фантастического города, что я видел когда-то на картинке… Впрочем, что говорить – я давно уже не ребенок. Без единого проблеска мысли в мозгу я долго, глоток за глотком, отхлебывал кофе, пока не выпил весь, потом просидел без движения еще какое-то время и наконец закурил.
Удивительно: я провел без сна ровно сутки, но спать совсем не хотелось. Тело пронизывала усталость, и лишь голова, как дрессированное морское животное, еще оставалась на плаву и в попытках спасти утопающее сознание выписывала над несчастным круги по воде без всякого толку.
Глядя на пустой стул напротив, я вспомнил историю, вычитанную однажды у какого-то американца. Человек, от которого ушла жена, несколько месяцев кряду не притрагивался к ночной сорочке, оставленной ею на спинке стула в столовой… Подумав еще немного, я решил, что идея, в общем, не так и плоха. Вряд ли, конечно, это как-то поможет – но все лучше, чем глазеть на горшок с пересохшей геранью… Да и котика наверняка вела бы себя спокойнее, если бы в комнате остались какие-то вещи жены.