Трилогия о капитане Немо и «Наутилусе» в одном томе
Шрифт:
— Да, да, — сказал он с убеждением, — мы искали там, где не надо было искать, и прочли в документе то, чего там нет.
— Объясните же вашу мысль, Паганель, — попросил Мак-Наббс, — только спокойнее.
— Все очень просто, майор. Как и вы все, я заблуждался. Как и вы все, я неверно толковал документ. И только минуту назад, сидя на вершине этого дерева и отвечая на ваши вопросы, в тот миг, когда я произносил слово «Австралия», меня вдруг озарило, словно молнией, и все мне стало ясно.
— Что? — воскликнул Гленарван. — Вы утверждаете
— Да, я утверждаю, — перебил его Паганель, — что слово austral в документе не полное слово, как мы до сих пор предполагали, а корень слова Australia.
— Оригинально! — отозвался майор.
— Не оригинально, а просто невозможно, — заявил, пожимая плечами, Гленарван.
— Невозможно! — крикнул Паганель. — Мы, во Франции, не признаем этого слова.
— Как, — продолжал Гленарван тоном, в котором звучало полнейшее недоверие, — вы решаетесь утверждать, ссылаясь на документ, что «Британия» потерпела крушение у берегов Австралии?
— Я уверен в этом, — ответил Паганель.
— Право, Паганель, подобное заверение в устах секретаря Географического общества меня очень удивляет, — проговорил Гленарван.
— Почему? — спросил задетый за живое Паганель.
— Да потому, что если вы признаете в слове austral Австралию, вы одновременно должны признать там существование индейцев, а их там никогда не бывало.
Этот аргумент нисколько не смутил Паганеля. Он улыбнулся: видимо, он ожидал его.
— Дорогой Гленарван, — сказал он, — не спешите торжествовать: сейчас я разобью вас наголову, и поверьте мне, никогда англичанину еще не случалось терпеть такого поражения. Да будет это расплатой за неудачи Франции при Креси и Азенкуре!
— Буду очень рад. Разбейте меня, Паганель!
— Ну, слушайте! В документе об индейцах упоминается не больше, чем о Патагонии. Обрывок слова indi значит не indiens — индейцы, a indigenes — туземцы. А что в Австралии имеются туземцы, вы, надеюсь, допускаете?
Надо признаться, что тут Гленарван пристально посмотрел на географа.
— Браво, Паганель! — одобрил майор.
— Что же, дорогой Гленарван, принимаете вы мое толкование?
— Да, но только в том случае, если вы мне докажете, что gonie не есть конец слова «Патагония».
— Конечно, нет! — крикнул Паганель. — Тут дело идет вовсе не о Патагонии. Подбирайте любые слова, только не это.
— Но какое же может быть здесь слово?
— Космогония, теогония, агония…
— Агония, — выбрал майор.
— Это мне безразлично, — ответил Паганель — данное слово не имеет значения; я даже не стану доискиваться его смысла. Важно то, что austral указывает на Австралию. Не сбей вы меня тогда с толку своими ложными толкованиями, я сразу же пошел бы по правильному пути, до того здесь все очевидно! Найди я этот документ сам, я никогда бы не мог понять его иначе!
На этот раз слова Паганеля были встречены криками «ура», приветствиями, поздравлениями. Остин, матросы, майор, а особенно счастливый Роберт, окрыленный новой
— Еще один вопрос, дорогой Паганель, — сказал он, — и мне останется только преклониться перед вашей проницательностью.
— Говорите, Гленарван!
— Как прочтете вы документ теперь, при вашем новом толковании?
— Нет ничего легче. Вот документ, — ответил Паганель, указывая на драгоценную бумагу, которую добросовестно изучал последние дни.
Пока географ собирался с мыслями, все молчали. Наконец Паганель, водя пальцем по отрывочным строкам документа, уверенным голосом, подчеркивая некоторые слова, прочел следующее:
— «Седьмого июня 1862 года трехмачтовое судно «Британия», из порта Глазго, потерпело крушение после…» Здесь можно вставить, если хотите, «двух дней», «трех дней» или «долгой агонии», все равно— это безразлично, «…у берегов Австралии. Направляясь к берегу, два матроса и капитан Грант попытаются высадиться…», или «высадились на материк, где они попадут…», или «попали в плен к жестоким туземцам. Они бросили этот документ…» и так далее и так далее. Ясно ли это?
— Ясно, если только слово «материк» может быть применимо к Австралии, представляющей собой лишь остров.
— Успокойтесь, дорогой Гленарван, лучшие географы того мнения, что следует называть этот остров Австралийским материком.
— Тогда, друзья мои, мне остается сказать вам только одно: в Австралию! — воскликнул Гленарван.
— В Австралию! — в один голос подхватили его спутники.
— Знаете, Паганель, — прибавил Гленарван, — ваше присутствие на «Дункане» — прямо-таки дело провидения!
— Прекрасно! — отозвался географ. — Допустим, что я посланник провидения, и не будем больше говорить об этом.
Так закончился разговор, имевший такие важные последствия в будущем. Он совершенно изменил настроение путешественников. Они как бы снова ухватились за ту нить, держась за которую могли выбраться из лабиринта, откуда им, казалось, уже не было выхода. Над развалинами их рухнувших замыслов засияла новая надежда. Теперь они могли без боязни покинуть Американский материк, и мысленно они уже покинули его.
Поднимаясь снова на борт «Дункана», они не принесут с собой отчаяния. Элен и Мэри Грант не придется оплакивать безвозвратно погибшего капитана Гранта. Охваченные радостными надеждами, наши путешественники позабыли обо всех опасностях, грозивших им самим, и жалели лишь об одном: что не могут немедленно же пуститься в путь.
Было четыре часа пополудни. Решили ужинать в шесть. Паганелю захотелось ознаменовать этот счастливый день роскошным пиром, а так как имевшееся меню было очень скудно, то он предложил Роберту пойти с ним на охоту в «соседний лес». Мальчик захлопал от радости в ладоши. На сцене появилась пороховница Талькава. Вычистили револьверы, зарядили их и отправились.